Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес Страница 19

в будущее. Но Гёте, скованный жаждой (Sehnsucht) жизненного и нравоучительного искусства, не способен осознать, что он видит на мольберте в скромной мастерской Фридриха. Вечером он записывает в дневнике: «У Фридриха. Чу́дные пейзажи. Церковь в тумане, открытое море». А когда Гёте называет что-то «чу́дным», это, к сожалению, не комплимент, он имеет в виду скорее «странные» или «чудны́е», потому что Фридрих кажется ему всё более чужим. Меланхолия на его картинах бесит Гёте, в том числе потому, что он изо всех сил старается защитить от депрессивных тонов свою столь сложную душу.

«Церковь в тумане» – это «Аббатство в дубовом лесу», а «открытое море» – «Монах у моря», то есть он чувствует «открытость» этой картины, но считывает только угрозу, не замечая смелого и новаторского выражения потерянности во времени. В 1975 году Роберт Розенблюм поместит «Монаха у моря» на обложку своего классического труда «Современная живопись и северная романтическая традиция»[53] и даст книге подзаголовок «От Фридриха до Ротко». Так лето 1810 года стало началом абстрактной живописи.

«Монах у моря» – изображение отчаявшегося человека. Мрачное небо ложится тяжким грузом на плечи одинокого монаха, он стоит на маленьком песчаном холме у края темной воды. Вспоминается парадокс веры: сохраняй надежду, помня о ее тщетности. Фридрих пишет эту картину после того, как потерял сначала сестру, а потом отца, картина с каждым месяцем становилась мрачнее и радикальнее, как мы знаем от гостей, бывавших у него в мастерской. Никто и никогда не изображал так бескомпромиссно сомнения в Боге, ничтожность одинокого человека и его бессилие перед лицом природных сил. Эта картина Фридриха – воспоминание о его собственном отчаянии на берегу острова Рюген. И это большой взрыв романтизма.

Не кто иной, как теолог Фридрих Шлейермахер просит прислать картину на выставку Берлинской академии, которая открывается осенью 1810 года. Он восхищается этим современным монахом. Его фигура – явный автопортрет, монах тут и искуситель, и искушаемый одновременно: Бог искусил его и бросил одного, и теперь уже монах искушает нас броситься вместе с ним в темный омут.

А если вы любите самые глубокие омуты, то на картине «Аббатство в дубовом лесу», которую Фридрих нарисовал на холсте из того же рулона, вы увидите могилу того самого монаха, который размышлял о смысле жизни на берегу моря. Но в 1810 году никто, к счастью, не погружается так глубоко.

Фридрих без конца переделывает картину и поэтому присылает ее на берлинскую выставку, когда та уже давно открылась. Краска еще не высохла, можно услышать ее запах, подойдя поближе. Но посетители выставки не хотят подходить к картине. Их реакция – недоумение. Слышны насмешки. И то и другое – верный признак чего-то по-настоящему нового. Ахим фон Арним и Клеменс Брентано публикуют в новой газете Генриха фон Клейста «Берлинер Абендблатт» веселый рассказ в форме диалога[54]. Двое стоят перед картиной и глумливо высмеивают возвышенность и одухотворенность. Читателям нравится. Кроме одного – самого издателя Клейста. В гневе он хватается за перо. И рождается один из главных его текстов – чистый и беззащитный, как картина Фридриха. Обычно из статьи «Чувства, испытываемые перед морским пейзажем Фридриха» цитируют только одну фразу, «когда смотришь на полотно, кажется, будто у тебя срезаны веки»[55]. Но стоит прочитать полный текст, даже если станет неуютно. Потому что Клейст так пишет о монахе, потерянно стоящем на берегу: «Что прискорбнее, неприютнее такого положения в мире – быть единственной искоркой жизни в обширном царстве смерти, быть одиноким центром одинокой окружности. Вся картина с двумя-тремя изображенными на ней таинственными предметами – это словно апокалипсис…»[56]

Далее Клейст пишет, что вынужден заканчивать, ибо дальнейший ход своих мыслей он не решается выразить словами. В картине Фридриха он узнаёт собственное отчаяние. Оно затягивает его. Спустя несколько месяцев он совершит невыразимое и – застрелится.

А где? На маленьком песчаном холмике на берегу озера Кляйнер-Ваннзее под Берлином. За его спиной темная вода. Над ним темное небо. Он понял картину Фридриха как указание к действию и как театральную декорацию – и радикально довел образ до логического завершения. Я до сих пор не могу смотреть на «Монаха у моря», не думая о том, что монах прячет под рясой пистолет.

* * *

19 июля 1810 года Пруссия теряет свою королеву и с ней свое многообещающее будущее, а пятнадцатилетний Фридрих Вильгельм теряет еще больше – он теряет мать. Накануне ночью он примчался на карете, с отцом и братом, из Берлина в Хоэнцириц, в панике из-за того, что его мать, королеву Луизу, в родном поместье внезапно свалила с ног лихорадка. Кучеру пришлось той ночью дважды менять загнанных лошадей, которых подгоняла его плетка, а самого кучера подгонял страх в голосе короля. Пять долгих часов несется карета на север по пыльным проселочным дорогам. Когда они прибывают в Хоэнцириц, над Мекленбургом встает солнце, над сонными лугами клубится туман, а в обширном парке просыпаются птицы. Всё выглядит так, будто это начало. Но на самом деле это конец.

У ворот их встречают слуги с серьезными лицами, они избегают взглядов короля и его сыновей, чтобы не выдать своих слез. Фридрих Вильгельм с отцом и братом взлетает по лестнице к спальне Луизы, открывает тяжелую дубовую дверь и застает свою мать при смерти. В десять часов утра она проигрывает борьбу со смертью, ей всего тридцать четыре года. На ночном столике стоит букет гортензий. Они с братом встают на колени у белой кровати мамы, Фридрих Вильгельм молится и плачет, да, он плачет, хотя знает, что ему полагается даже в таких ситуациях сохранять самообладание.

Вернувшись в Берлин, Фридрих Вильгельм погружается в траур, несколько месяцев ему приходится тяжко. Жаркий август, сияющий сентябрь, разноцветный октябрь пролетают мимо него. Но придворный церемониал требует от кронпринца держаться твердо, даже если у него лично земля уходит из-под ног. В октябре ему приходится явиться на открытие выставки академии. Он безучастно следует за отцом по залам, мимо плывет бесконечная череда бессмысленных пейзажей и мифологических сюжетов, и вдруг его взгляд задерживается на жуткой картине. Человек на берегу моря, одинокий, потерянный, спорящий с небом. Кронпринц видит «Монаха у моря». «Хочу эту картину», – говорит он отцу, королю, почти шепотом, чтобы никто не услышал. Короля так удивляет неожиданное желание сына, что он покупает картину, за четыреста пятьдесят талеров он приобретает и не менее унылое полотно с могилами, оно входит в комплект, это «Аббатство в дубовом лесу». Король Вильгельм