Михаил Задорнов - Язычник эры Водолея Страница 19

Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

В последний день студенческих каникул мы — Наташа Варлей, Боря Галкин, Леня Филатов, Володя Качан и я — болтались по заснеженной Риге. Все советские города в ту пору были особенно хороши зимой. Тем более Рига. Готические шпили торчали из покрытых густым снегом крыш средневекового Старого города и утыкались копьями в низкие прибалтийские тучи. Я предложил обследовать подземную Ригу. В каком-то дворике между католической церковью, Верховным Советом и свалкой в земле зияла большая дыра. Очень хотелось верить, что это средневековый подземный ход. Наташа в коричневой шубке и я, не помню в чем, полезли. Ход становился все ниже и темнее. Вскоре пришлось пригнуться, а потом и вовсе ползти. Я впереди, звезда за мной. Прикрывал звезду Качан. Филатов и Галкин остались страховать нас на «большой земле». В голове звучало «Трутся спиной медведи о земную ось…»

К сожалению, вскоре этот подземный лаз закончился. Оказался заваленным. Советская власть тщательно охраняла историю от народа. Пришлось, даже не разворачиваясь, пятиться к выходу в обратном порядке. Звезда ногами вперед, и я за ней — ногами в нее. На выходе нас встретили снежками и криками будущие знаменитости, тогда еще романтики.

Потом ехали в трамвае. «Звезду» никто не узнавал. Все по той же причине. Кому могло прийти в голову, что подружка Вицина, Моргунова и Никулина может ехать в трамвае с тремя юнцами, у которых, судя по веселости, еще не закончился период полового созревания. Наташу это все мало заботило, ее насторожило другое:

— Пахнет чем-то! — сказала она, подергав носом, как енот-полоскун.

— Чем-чем? Романтикой! А точнее, дерьмецом! — цинично, но верно уточнил Володя. — Кто-то из пассажиров, видимо, вступил в него, придурок.

— Ты думаешь, это кто-то другой придурок? А что у тебя на лацкане? — поинтересовалась Наташа. — А еще вот тут и вот тут!

Она радовалась и смеялась, как мультяшечный ребенок. Володя присмотрелся к себе, потом к Наташе, после чего не менее цинично заметил:

— Между прочим, ты на себя посмотри! Просто у тебя шкурка коричневая и на тебе не видать. А если приглядеться, то ты не Варлей, ты — Дерьмовочка!

Запах усиливался. На нас, вернее, на запах, который от нас шел, стали оборачиваться пассажиры. Оказалось, в романтической темноте подземного хода мы не успели унюхать, что последние несколько веков в него забегали только собаки. Причем не за романтикой. Пришлось немедленно покинуть трамвай и долго чиститься в парке снегом, отмываться от результатов поиска исторической истины.

— Это всем вам урок! — сказал тогда Филатов. — Никогда не искать истину где попало! Всегда окажешься по уши в дерьме!

Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

Благодаря моим новым друзьям мечта о Москве ожила во мне с такой силой, что я перевелся из Рижского политехнического в Московский авиационный с потерей года. Точнее, с уже третьего курса на второй. Но я не чувствовал себя второгодником. Я бродил вечерами по искрящейся окнами Москве и не верил в свое счастье. Тогда мне в Москве нравилось все…

Но более всего поразило меня то, что в МАИ студенты называли своих преподавателей по имени-отчеству, хотя большинство из них были профессорами, среди которых попадались даже академики. Я долго не мог к этому привыкнуть. В Риге же от студентов требовали называть преподавателей по фамилии. Перед фамилией вставляли слово «товарищ». «Товарищ такой-то, разрешите к вам обратиться?» Как в некоем военном подразделении. Интересно, что именно в Риге, которая считает нынче, что в Прибалтике появилось первое вольнодумство, во всех учебных заведениях была полувоенная дисциплина…

В МАИ такого совдеповского лицемерия не было. Студент мог стрельнуть сигарету у профессора, занять у него три рубля, навешав лапши на уши и разжалобив: мол, от голода голова плохо соображает и не может отличить целые ряды от нецелых. Вот такое было удивительное явление для меня после Латвии: профессора любили своих студентов! Еще больше удивляло, что профессора и даже академики студентам улыбались. В Риге преподаватели все были очень серьезными, значительными, важными! А в МАИ они даже любили порой со студентами пошутить. У некоторых, опять-таки выражаясь языком сегодняшним, было просто отвязное чувство юмора.

Например, один из седовласых академиков на экзамене по термодинамике спросил у моего друга, почему стакан с водой, стоящий на подоконнике, с солнечной стороны холодный, а с теневой — теплый? Друг долго пытался профессору что-то объяснить. Даже составлял формулы, основанные на первом и втором законах термодинамики, почему-то приплел закон Бернулли, кривую Гаусса… После чего и получил тройку, поскольку оказалось, что перед тем, как задать этот вопрос, профессор просто повернул стакан на сто восемьдесят градусов.

Еще благодаря МАИ я научился играть в преферанс! Даже одно время, после того как преподаватели перестали мне одалживать трешки, зарабатывал им себе на жизнь. Мы работали втроем. Стыдно признаться, но у нас была своя система знаков, постукиваний пальцев по столу, подмигиваний друг другу. Пытались изобрести новые методы крапления карт. Есть такое выражение: «Проигрался до того, что остался без штанов». Именно это однажды со мной и случилось. Вернее, я остался в одних штанах и рубашке, а всю остальную одежду проиграл. С тех пор поклялся никогда больше к картам не притрагиваться, если это не карты географические. Правда, до сих пор уважаю тех, кто, несмотря на все эти бесчисленные заманухи: казино, игральные автоматы, ипподромы — не изменил преферансу — самому жесткому воспитателю смекалки и умению высчитывать любую комбинацию без соответствующих программных обеспечений.

Каждый раз, когда я прохожу мимо зала игральных автоматов, мое сердце словно попадает в соковыжималку от жалости к сегодняшнему молодому поколению. Преферанс среди одноруких бандитов — это седовласый мудрец среди рожденных в пьяном зачатии дебилов. Теперь я понимаю, что преферанс расширил мою модемную плату, увеличил скорость работы процессора и научил интуичить прикуп. Летом 74 года, когда с агитбригадой МАИ мы обслуживали концертами ледоколы и сухогрузы на Северном морском пути, на одном из сухогрузов нас застал шторм. Девятибалльный! Мы даже не успели испугаться. Потому что играли в преферанс и пытались поймать неловленный мизер. Качка при этом была такая, что сползал прикуп. Приходилось держать и прикуп, и друг друга и при этом еще соображать.