Святые русской Фиваиды - Максим Александрович Гуреев Страница 18

Эпохи сменяли и сменяют друг друга, и здесь, на берегу Бородавского озера, кажется, что времени нет.

Но это не так, оно есть, и оно уходит…

До отправления рейсового автобуса осталось полчаса, и надо было идти на остановку. Пока дошел до трассы Вологда-Медвежьегорск уже почти совсем стемнело, а дождь так и не случился. Обошел все-таки фронт стороной Ферапонтово, помиловал, как и тогда, пять столетий назад, когда выдался сухой август, и роспись по мокрой штукатурке в Рождественском соборе быстро просохла и «схватилась» на века.

Вот и выхватили в темноте остановку фары автобуса. Пришел по расписанию, однако. Сели, поехали, пассажиров было немного об эту пору. До Кириллова было минут двадцать пути.

Глава четвертая

Наследие преподобного Кирилла

Устав преподобного Кирилла – Образ Кирилла Белозерского – Его послания – «Невидимая брань» игумена – Ф. М. Достоевский – Чудеса преподобного – Ю. М. Нагибин – Личины гнева и ярости – Нилова пустынь

Пространное житие преподобного Кирилла Белозерского достаточно подробно описывает жизнь пустынника после ухода на Бородавское озеро его спостника и сокелейника Ферапонта.

Являясь духовным питомцем и собеседником святого Сергия Радонежского, Кирилл переносит заветы великого старца сначала в свою убогую «кущу», а затем и в свой монастырь. Причем следует наставлениям Сергия буквально и бескомпромиссно – как мы помним, требовательность к самому себе «паче инех», граничащая с суровостью, была чертой его характера.

Отец Иоанн Кологривов пишет: «Устав, введенный Кириллом в его монастыре, был киновийским (общежительным. – М. Г.) уставом, таким, каким его желал преп. Сергий, но может быть еще более строгим. Кириллов монастырь должен был стать школой послушания и бедности, самоотречения и братской любви, местом уединения, молчания, молитвы и труда».

Известно, что преподобный никому не отказывал в приеме в свою обитель, но буквально с первых же дней нахождения в монастыре ставил послушника или инока перед фактом строжайшей дисциплины, где все совершалось по уставу, истово и притом в молчании.

«Вот вам устав; хотите во всей точности исполнять его живите у меня, не хотите исполнять его, идите вон», – цитирует преподобного Кирилла Е. Е. Голубинский и далее пишет: «Он ввел в монастыре общежитие нисколько не ослабленное и не облегченное, но строгое и безусловное, так чтобы никто из монахов не имел в келье совершенно ничего своего, со включением и самой воды для питья и за исключением лишь книг для душевного назидания и икон для молитвы. Он ввел в монастыре те отеческие порядки, чтобы монахи, предавшие себя в его руководство, не имели от него – игумена совершенно никаких тайных дел и помыслов, и чтобы он мог надзирать над ними и печься о них так сказать в каждом их шаге и в каждой их мысли (запрещение писать и принимать письмо без ведома его – игумена и запрещение принимать поминки или гостинцы; запрещение хмельного пития). Относительно выхода монахов из монастыря, относительно келейного провождения ими своего времени и относительно внешней чинности их поведения в церкви, в трапезе (строго о ненарушимости поста) и во время общих работ были также введены преп. Кириллом самые строгие правила, взятые из наиболее строгих отеческих уставов».

Так, в храме у каждого было свое место. Богослужение совершалось полным чином, благоговейно и вдумчиво. На службе было недозволительно сидеть или даже прислоняться к стене, и сам Кирилл, которому было уже за 80, всем служил примером в том. Пахомий Логофет сообщает, что на молитве «нози у него яко столпие» были.

Из жития преподобного: «В церкви (на службах) никому ни с кем не разговаривать и никому не исходить из церкви прежде окончания (служб), но всякому пребывать на (церковных) славословиях в своем установленном чине (при отправлении своих, назначенных, обязанностей); также чтобы к Евангелию и святым иконам (для целования) подходили, соблюдая старшинство, дабы не происходило (при сем) беспорядка».

Уставной распорядок царил и в трапезной. Как и в храме, тут у каждого было свое определенное место, никто не смел празднословить, но лишь слушать чтение житий святых, чья память праздновалась в данный день. Еще из жития преподобного: «Вставая от трапезы, отходили в свои кельи, в молчании благодаря Бога и не уклоняясь на какие-нибудь беседы и не заходя по дороге из трапезы в чужие кельи, кроме великой какой-нибудь нужды».

При этом преподобный изрядно помышлял и об «утешении» братии, поддерживал болящих или изнемогших от непосильных трудов. Например, он любил посещать поварню, где, памятуя о своих трудах в поварне Симонова монастыря, наставлял и ободрял поваров, прекрасно зная по собственному опыту, что это было одно из самых тяжелых монастырских послушаний.

Пахомий Логофет пишет: «Что касается до меду или другого (хмельного) пития, от которых пьянство (которые производят опьянение), то отнюдь не повелевал быть в монастыре, и таким образом посредством этого устава блаженный отрезал змиеву главу пьянства и совершенно исторг его корень, и уставил, чтобы не только при его жизни не было в монастыре меду или другого пьянственного пития, но и особенно по его преставлении». Известно, что эта часть Кириллова устава, была позже перенесена и в Соловецкий монастырь.

«О наказаниях, налагаемых игуменом, мы не слышим. По-видимому, духовный авторитет Кирилла был достаточен и непререкаем. Не суровость, но уставность – вот что отличает жизнь в монастыре св. Кирилла», – читаем в «Очерках по истории русской святости» отца Иоанна Кологривова.

Сам внешний вид преподобного старца свидетельствовал о его истинном нестяжательстве и нищелюбии – подобно Сергию, он ходил в «разодранной и многошвенной рясе», безропотно брался за самую тяжелую работу, которой в монастыре в то время было предостаточно, последним входил в трапезную и первым покидал ее.

В Кирилловом монастыре монахам было запрещено ходить к мирянам за милостыней, в кельях им не разрешалось иметь ничего для своего личного пользования. Пахомий Логофет так комментирует эти установления преподобного Кирилла Белозерского: «Когда случались в монастыре какие-нибудь недостатки, а братия просили святого послать к каким-нибудь христолюбцам, чтобы просить у них нужного братиям: то он не допускал этого, говоря: если Бог и Пречистая забудут нас на месте сем, то напрасно мы и живем (потому, очевидно, живем недостойным образом), и таким образом утешал братий и учил их не просить милостыни у мирских».

И далее: «Если кто чувствовал жажду, то шел в трапезу и там с благословением утолял ее; хлеба же или воды, или другого чего такового (ни у кого) в келье ни под каким видом не обреталось, за исключением воды для умывания рук, и если случалось, что кто-нибудь приходил в келью к кому-нибудь из братий, то ничего не видел в кельи