Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин Страница 16

«Не может быть!!!» — говорит Вьюненко. Я тогда говорю: «Где командир бригады?». «А он на нарах там спит», — сообщает Вьюненко. «Как спит?». А у командира бригады была договоренность с 101-м артиллерийским полком, который поблизости был, что в случае чего те начнут стрелять. И он сказал, что если будет что-нибудь такое, чтобы его немедленно будили. Я захожу в землянку и вижу, что командир бригады спит на нарах. Тогда я трогаю его за сапог. Он просыпается, кричит: «Ну что, опять бесполезно?». Я говорю: «Есть». «Не может быть!!! — не поверил он в это. — Пошел на хер, что ты врешь?» И тогда, значит, к командиру бригады привели этого «языка». Командир бригады спустился с нар, обнял меня и сказал: «Получишь орден Красной Звезды!» Это был первый орден Красной Звезды. А потом я еще получил второй орден Красной Звезды, тоже, значит, во время войны. Так вот, что интересно: после этого самого случая, когда мы с Витей привели пленного, штрафники стали признавать меня, стали со мной считаться.

Кстати, Вы сказали о втором ордене Красной Звезды. За что Вы его получили?

А мне этот орден дали за другого «языка» — мы пленного унтер-офицера тогда приволокли. Но тогда я уже не один, а со взводом ходил на задание. Это было во время взятия города Киркенеса. У меня вторая моя жена работала в милиции, дослужилась до майора милиции, и как-то раз, когда было нужно, она запросила данные в архиве о моем награждении этим орденом. И вот у меня есть представление на этот орден.

Что интересно: когда я захватил пленного немецкого унтер-офицера, командир бригады мне сказал: «Получишь орден Красной Звезды!». Я сказал командиру бригады: «Не надо мне ордена Красной Звезды, у меня один уже есть». «А чего ты хочешь?» — спросил он тогда меня. И я ему тогда сказал: «В отпуск можно? Потому что у меня родители всю блокаду прожили в Питере, а сейчас они живут в Мордовии». А я знал, что после блокады отец, мать и сестра эвакуировались за 200 километров к югу от Нижнего Новгорода в Мордовскую автономную республику, туда, откуда отец был родом. «Да ты что, с ума сошел?! — сказал мне командир. — Ведь есть приказ Сталина: никаких отпусков не давать. Да и потом: сейчас никаких пассажирских поездов не ходит». Я только сказал: «Я доберусь на каком-нибудь товарняке и прочее. Ведь мне всю войну хотелось увидеть мать и сестру». И он в итоге сдался, сказал своему адъютанту: «Ну ладно! Вьюненко, скажи начальнику штаба, чтоб выписали Разгуляеву отпускной». И он мне дал отпуск без дороги на 15 дней.

Встреча А. М. Разгуляева с семьей. Осень 1944 г., Мордовия. Слева направо: сестра, отец — Михаил Максимович Разгуляев, мать — Ольга Карловна Разгуляева, Александр Разгуляев.

В общем, получил я свой отпускной. И так я стал добираться к своим в Мордовию. Сначала хотел ехать через Петрозаводск, но он, как оказалось, был еще немцами оккупирован. Тогда я поехал в Архангельск, из Архангельска на Москву и так доехал. А ехал знаешь как? Я подходил к машинисту паровоза товарняка какого-нибудь и говорил: «Можно мне проехать вот туда-то и туда-то?». «В честь чего это?» — спрашивал тот меня. А я ему говорил: «Вот мне дали отпуск, вот документ есть, и там написано, что за героизм и прочее-прочее дан мне отпуск на две недели». И показал ему этот документ. И он тогда говорил: «Давай, сынок, иди садись!». Ну я и ехал на этой угольной свалке, потому что поезд уголь перевозил и все это дело.

Когда я впервые приехал в Мордовию и только-только зашел в избушку, где жили родители, отца на месте не оказалось. Это было на такой станции Торбеево, в селе Дракино, там, где и жили родители. А там, в Мордовии, тогда были такие Потьминские лагеря заключенных (они находились на станции Потьма, от этого и название). В основном во время советской власти там политические заключенные содержались. И отец работал там охранником. Потом, как война кончилась, он уехал обратно в Питер. В общем, сначала, когда я пришел домой, его не оказалось на месте, он работал. Мама, как увидела меня, так сразу сказала: «Шуренька, как ты сюда попал? Еще война не кончилась. Ты что, сбежал, что ли?». Я сказал ей: «Мамуля, я в отпуск». Вдруг она как заплачет. «Шуречка, — говорит она мне, — а Ванечка погиб». Я говорю: «Как?». «А вот есть бумажка», — сказала она мне. И она показала письмо треугольничком. Тогда конвертов не было, и письма, которые приходили с фронта, такими треугольничками заворачивались. И там было написано, что мой брат Ваня погиб на Орловско-Курской дуге. А брата я очень любил. Он у меня был красивый, стройный, выше меня ростом. Если мы куда-то с ним ходили, девчонки засматривались на него. Я ему все время завидовал, говорил: «Ванька, у меня нос такой здоровый, а у тебя аккуратненький, на тебя девчонки смотрят, а на меня нет». Но он моложе был меня на целых восемь лет, родился в 1923 году. И вот он погиб. Потом пришел отец. Как увидел меня, так закричал сразу: «Твою мать, ну-ка убирайся на хрен!». Я говорю ему: «Пап, я в отпуск приехал». «Какой отпуск? — говорит он. — Никто не приезжает, никаких отпусков нет, а ты тут приехал в отпуск». Я говорю: «Да в отпуск я приехал». «Ну-ка покажи отпускной!» — говорит он. Я показал ему свой отпускной. Тогда он говорит маме: «Ольга, беги за самогонкой!». Ну и потом отец ходил по знакомым и соседям, таскал меня, значит, показывал на меня, на мой орден, и все говорил: «Это мой сын! Это мой сын!». Кстати, когда я после войны приезжал к отцу и к матери, они так радовались, что я при орденах и прочее-прочее. Отец бегал по дому и кричал: «Сын приехал, герой приехал!». И всегда в таких случаях водочки предлагал. Я всегда отказывался, говорил: «Папа, да брось ты, я не хочу!». Он обижался на меня. Может, потому я и жив в 96 лет. Но сейчас я могу позволить себе 20–50 граммов выпить.

Лейтенант Разгуляев со своей сестрой, осень 1944 г., Мордовия.

И Вас наградили вторым орденом Красной Звезды?

Да, вторым орденом меня наградили.

А какими еще наградами Вы были во время войны отмечены?

Я был еще награжден