Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945 Страница 16

Когда мы прощались после двухчасового завтрака, командующий попросил меня «забыть все, что он наговорил за это время». Понимая, что он имел в виду, я приступил к выполнению своих обязанностей в более бодром расположении духа.

Теперь я мог «прощупать обстановку» в 17-й танковой дивизии в тихом месте ее расположения юго-восточнее Орла. Меня удивило, что она находится в хорошем состоянии. В мирное время это была Аугсбургская дивизия, а с началом войны ее преобразовали в танковое соединение. Вскоре служба захватила меня, и мои поездки на фронт заняли несколько недель. Офицеры полкового уровня, кажется, предвидели смену командира дивизии и были к этому готовы. Другое дело – штабные. Некоторые из них прочно застряли в прошлом и противились любым переменам. Новый начальник 1-го отдела Генерального штаба Красс к таковым не относился. Это был профессионал с отличной подготовкой, полученной в мирное время, прибывший сюда из австрийского бундесвера.

Незадолго до войны я проделал путешествие на Дальний Восток поездом, когда шла китайско-японская война. Трудно тогда было охватить взором огромные просторы этой страны с ее бесконечными заснеженными лесами и редким человеческим жильем. Закутанные в шубы странники подъезжали к станциям на санях в ожидании транссибирского экспресса. Я запомнил грустные мелодии русских песен, которые почти без передышки лились по вагону из громкоговорителя. Моя душа привыкла к этому ландшафту и его терпеливым, многострадальным и покорным судьбе обитателям. Типичным их представителем был высокий бородатый старик, живший в занимаемом мной доме и обычно приветствовавший меня, молча склонив непокрытую голову и улыбаясь скорее самодовольно, чем угодливо.

МОЖНО ЛИ БЫЛО СПАСТИ НАШУ АРМИЮ В СТАЛИНГРАДЕ?

Идиллии «медового месяца» с моей дивизией в период статичной войны суждено было скоро закончиться. Нас погрузили в поезд и отправили на юг. При двадцати градусах мороза (по Цельсию) неотапливаемые вагоны с жесткими сиденьями были мало пригодны для спанья. Я вспоминал свои многочисленные разъезды по железным дорогам в Первую мировую войну. В те времена достаточно было оказаться на охапке соломы в конском вагоне, где было тепло, и сну мешало лишь перестукивание копыт. Но ночи эти обычно быстро кончались, по несколько дней приходилось довольствоваться пригоршней-другой снега для символического утреннего туалета, за которым следовали горячий завтрак и сигарета.

Дивизия, которую я вел теперь в круговерть стремительной и роковой войны, чтобы спасти нашу армию в Сталинграде, была в материальном отношении слаба. Всего лишь тридцать танков. Не было бронетранспортеров, одна или две разведывательные машины, только тридцать или сорок процентов грузовиков прошли капитальный ремонт. Это означало, что в каждом батальоне одна рота могла передвигаться только в пешем строю. Такие роты были сведены в один батальон, который следовал позади дивизии. Ремонтная рота и даже мастерские оставались в тылу в районе Орла. Любой водитель грузовика поймет, что это значит. Было ли это следствием внезапности, безумной спешки или происходило в результате развала?

Спешка действительно имела место. Была середина декабря, и прошло почти три недели с того момента, как русские дали решительный отпор на Восточном фронте. Это произошло до того, как мы выгрузились с поезда для сосредоточения в Миллерове. Мы не знали, что операция по спасению будет проводиться восточнее Дона. Вместо этого изучались оперативные возможности против наступающего противника западнее Дона. Именно там развалился фронт нашего слабого венгерского союзника. Во время поездки в восточном направлении по, казалось, бескрайним снежным полям моя машина встретилась с другой. Из нее вышел командир румынской дивизии – долговязая фигура, осунувшееся лицо. После официального и довольно натянутого обмена приветствиями мы продолжили разговор по-французски, поскольку мне хотелось ознакомиться с положением румын. Своим поведением румынский генерал демонстрировал явную отчужденность и ослабление союзнических чувств вследствие разгрома его армии.

Вместо того чтобы развертываться в западном направлении, мы совершали теперь марш на юг. В ужасных условиях дивизия переправилась через Дон у Цимлянской. Несмотря на двенадцать часов езды, мне не удалось добраться до штаба 4-й танковой армии. Ею командовал знакомый мне генерал-полковник Гот, поэтому я поговорил с ним по телефону.

К о м а н д у ю щ и й. Вы понимаете, что мы должны справиться с этой задачей в Сталинграде?

Я. Задача мне ясна, но я уверен, что вам известно плачевное состояние вооружения моей дивизии.

К о м а н д у ю щ и й. На фронте некоторые дивизии в еще худшем состоянии. У вашей превосходная репутация. Я на вас полагаюсь.

В последнем более или менее благоустроенном месте нашего расположения на марше я пытался осмыслить теоретические расхождения между моими знаниями в области стратегии и нашей тактической задачей. Я был поражен недостаточностью сил, выделенных для спасения Сталинграда. Невдалеке передо мной, всего в девяноста километрах от окруженной в Сталинграде армии, вели бой две дивизии. Одной из них, 6-й танковой, повезло, потому что недавно, когда она еще базировалась во Франции, ее привели в полную боевую готовность, а вторая, 23-я танковая дивизия, по слухам, была оснащена даже хуже, чем моя. Одна укомплектованная и две укомплектованные наполовину дивизии должны были предпринять наступление на глубину около ста километров до самого Сталинграда! Так называемая внезапность уже улетучилась, две участвующие в боях дивизии были остановлены превосходящими силами русских. Но даже если внезапность и имела бы место, они не смогли бы удержаться в глубине захваченного района. Никто не мог рассчитывать на то, что противник не сделает все возможное, что в его силах, чтобы помешать разблокированию окруженной 6-й армии и закреплению таким образом ее великой победы. Слабость германских атак показала, что резервов в наличии не было. Более того, не было речи и о том, чтобы армия Паулюса, все еще насчитывающая 100 тысяч солдат, прорвалась для соединения с 4-й танковой армией.

15 – 16 декабря 1942 г. (карта 1). 15 декабря части 65-й танковой бригады и 81-й кавалерийской дивизии русских были обнаружены в районе Верхнекурмоярской. Командующий немецкой 4-й танковой армией намеревался, очевидно, направить мою дивизию ее левым флангом вдоль Дона в северо-восточном направлении. Соответственно танковая группа Бюзинга (он был командиром полка) получила приказ двинуться к Верхнекурмоярской через Тополев, куда она добралась без соприкосновения с противником. Моторизованные группы гренадерских полков до 16 декабря не достигли района Шинковской из-за задержки у переправы в Цимлянской.

Между тем из 57-го армейского корпуса пришел приказ, что моя дивизия должна внезапно выйти на Генераловский, стоящий на реке Аксай-Есауловский, и захватить там плацдарм, с тем чтобы ослабить давление на 6-ю танковую дивизию, ведущую бои восточнее этого участка. Как сообщалось, противник должен был отвести по крайней мере часть своих сил от Верхнекурмоярской и Нижнеяблочного и перебросить их на северо-запад, предположительно для того, чтобы атаковать с фланга и с тыла плацдарм в Саливском, который уже испытывал сильное давление с фронта.

Наступающая танковая группа не смогла установить местонахождение сил противника на Дону. Накануне его части переместились севернее Нагавской. Районы Верхнеяблочного, Нижнеяблочного и Верхнекурмоярской, по имеющимся сведениям, были не заняты противником, но сильно заминированы. В последнем районе мост на север находился в руках противника. Теперь немецкие танки не могли выдвинуться из того места, до которого они дошли. Не было горючего, все дороги развезло в результате оттепели. Дорога вдоль Дона, согласно донесениям, была непроходимой, как и дорога через Похлебин, по которой командир корпуса намеревался направить мою дивизию.

В тот вечер установился долгожданный мороз. В течение дня дивизия закончила разведку дорог, пригодных при любых погодных условиях, чтобы 17-го двинуть свои колесные части, а то и танки в направлении Генераловского. Я надеялся, что смогу перебросить танковую группу с ее нынешних позиций в Верхнеяблочный, где она смогла бы присоединиться к дивизии.

17 декабря 1942 г. (карта 1). Покинув район сосредоточения в 5 часов утра, я повел группу Зейца, состоящую из 63-го гренадерского полка, усиленного 27-м егерским взводом, штаба полка, 3-го взвода 27-го артиллерийского полка и одной роты 27-го разведывательного батальона, по заранее разведанному маршруту через пункты Майорский, Котельниково, Верхнеяблочный (где мы сделали остановку с 10.15 до 11.00) в направлении Генераловского, который мы захватили, а к 14.15 при слабом сопротивлении противника организовали плацдарм на противоположном берегу. Единственное противодействие со стороны противника исходило от реактивных установок и атак с самолетов на бреющем полете.