Эдуард Лимонов - Андрей Балканский Страница 15

Могутин — поклонник Лимонова, прибывший в столицу из Кемерова. Этот молодой скандальный журналист и стал автором названия газеты. Его тексты считаются одним из выдающихся образцов трэш-журналистики начала девяностых. После выхода в 1994 году в газете «Новый взгляд» статьи «Чеченский узел, 13 тезисов» против него было возбуждено уголовное дело за разжигание национальной розни. Могутин уехал в США, где получил политическое убежище, и оттуда продолжал слать в «Лимонку» желчные тексты теперь уже об американской жизни.

Как-то банально даже писать о том, что влияние «Лимонки» на поколение 1990-х, причем не только на партийцев, было огромным. Большинство тех, кто позже заняли важные позиции в журналистике, пиаре, культуре, а иногда и в государственных структурах (от либерального журналиста Олега Кашина до кремлевского политгехнолога Павла Данилина), были ее внимательными читателями.

Газета — как часы, особенно в первое время — выходила раз в две недели. Лимонов уделял ей массу времени: он редактировал ее, сам писал «колонки вождя», исторические тексты под своей фамилией и под псевдонимами, вычитывал и правил макет, а также лично, вооружившись ножницами, вырезал и выклеивал крупные лозунги и фотографии (первые номера были клееными, а потом уже это все переводилось на пленку). Особенно круто выглядели первые 30 номеров: крупный рубленый шрифт, большие фотографии, необычная для газет толстая бумага, большой формат — А2. «Лимонку» и сегодня приятно взять в руки, Интернет такого эффекта не дает, хотя большинство из 345 номеров газеты выложены в сетевом архиве.

Так продолжалось до 1999 года, когда на посту редактора Эдуарда сменил Алексей Волынец. Но то была уже другая эпоха, и газета тоже серьезным образом изменилась.

А тогда, поскольку партия еще только создавалась, в газете было мало текущих новостей. По сути ранние «Лимонки» — чистый образец стиля, формировавшего новое сознание.

Примером изменения сознания является и сам автор. Однажды я приобрел газету у одной из бабушек, продававших оппозиционную прессу на Невском возле Гостиного Двора, у так называемой «стены плача». Власти периодически пытались разогнать собиравшихся там завсегдатаев коммуно-патриотической тусовки, затевая различные ремонты, а петербургские либералы совершали против продавцов агрессивные вылазки. Так, однажды парни из организации «Молодые христианские демократы», близкой к либеральной депутатше Госдумы Галине Старовойтовой, во главе с ее помощником, будущим депутатом от «Единой России» и столпом православной духовности Виталием Милоновым, напали на одну из пенсионерок, побили ее, а газеты отняли. Однако бабки оказались очень живучи и стоят на Невском до сих пор.

Так вот, «Лимонка»… Оппозиционную прессуя читал и раньше. Но «Лимонка» отличалась от нее кардинальным образом. На ее фоне даже прохановские «День» и «Завтра», не говоря уже о чикинской «Совраске», выглядели как нечто совершенно замшелое и скучное.

В моей коллекции первыми идут номера 24–25 «Лимонки», это конец 1995 года. В рубрике «Легенда» там публиковались истории из жизни «красной валькирии» Ларисы Рейснер, румынского железного капитана Корнелиу Кодряну, последнего камикадзе Юкио Мисимы, лимоновского приятеля Боба Денара. А дугинская апология Савинкова содержала строчки, которые сегодня точно были бы признаны экстремистскими: «Мы так хотим, так страстно желаем Утреннюю звезду. На дворе 1905 год. И нам снова и снова кажется, что губернатор все еще жив. Выйди на улицу и…» В общем, каждый номер прочитывался от корки до корки.

«Лимонкой», а также газетой «Завтра» автор троллил учителей в школе. Дело в том, что я учился тогда в петербургской Классической гимназии, основанной известным историком Львом Лурье. Заведение весьма специфическое, где по усиленной программе проходили математику, историю, иностранные языки, а также — латынь и древнегреческий. Если с историей было все в порядке и я с удовольствием изучал царские династии Ура и Аккада, а слова «ассирийские военные зверства» и вовсе звучали для моего уха как музыка, то с мертвыми языками дело не задалось. Латынь еще можно было как-то освоить, и «Записки о Галльской войне» Цезаря с его сухим языком «первый легион идет сюда, второй — туда», в общем, стоили того, чтобы быть прочитанными в оригинале, то с древнегреческим все было очень плохо.

Вообще именно изучение древних языков навсегда привило автору отвращение к античности как фундаменту западной цивилизации с ее представлениями о демократии, праве и человеческой индивидуальности. Вслед за Константином Леонтьевым, описывавшим похожие ощущения при знакомстве с древней историей, я всегда сопереживал персам в боях с греками (хотя общепринятой является прогреческая версия), Карфагену и парфянам — в войнах с римлянами и шире — Востоку против Запада. Тот же Леонтьев, Василий Розанов, русские евразийцы, Лев Гумилев: все это было тогда мною прочитано, после чего вполне логичным образом появился и Дугин с национал-большевизмом. А учителя в Классической гимназии были поголовно питерская либеральная интеллигенция, и высшим удовольствием было, сидя на первой парте, демонстративно открыть газету «Завтра», где на первой полосе написано что-то вроде «Тель-авиденье», и смотреть, как у них глаза наливались кровью. В итоге, как написал в своей книге «Путь хунвейбина» Дмитрий Жвания, «Дмитриев ушел оттуда из-за “засилья либералов”. В гимназии он прослыл антисемитом». Антисемитом я, разумеется, не был и с тем же Лурье всегда поддерживал хорошие отношения. Но гимназию вскоре действительно бросил.

Одновременно с «Лимонкой» в 1994 году была отпечатана небольшая книжка кисельного цвета (или, как шутили нацболы, цвета «женских трусиков эпохи сталинизма») — первая программа партии. Она практически полностью копировала опубликованный в «Советской России» летом 1993 года лимоновский «Манифест российского националиста».

В 1996 году в «Лимонке» был напечатан расширенный вариант программы — Дугин добавил туда пункты о геополитике и основанной на принципе прогрессивной национализации экономике. Та программа действовала до 2004 года, когда на съезде приняли новую, но и старая по настоянию председателя партии при этом не была отменена и осталась своеобразным партийным каноном.

Провозглашалось, что «сущность национал-большевизма — испепеляющая ненависть к античеловеческой  СИСТЕМЕ троицы: либерализма/демократии/капитализма. Человек восстания, национал-большевик видит свою миссию в разрушении СИСТЕМЫ до основания». В качестве врагов обозначены внешние: «Большой Сатана — США и мондиалисты Европы, объединенные в НАТО и ООН». И внутренние: «Класс “пиджаков” — бояр-чиновников, мародеры — новые русские, космополитическая интеллигенция».

Глобальной целью было объявлено «создание Империи от Владивостока до Гибралтара на базе русской цивилизации. Цель будет достигнута в четыре этапа: а) превращение РФ в национальное государство Россию путем Русской Революции; б) присоединение населенных русскими территорий бывших союзных республик; в) сплочение вокруг русских евразийских народов бывшего СССР; г) создание гигантской континентальной Империи».

Соответственно выдвигалось требование денонсации Беловежского договора и объединения всех русских в одном государстве. «Территории