Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов Страница 14

себя все лучшее, что было у классиков язычества, и положило начало новой цивилизации. Тем самым христианство спасло и даже актуализировало античность – недаром греческо-римские сюжеты на многие столетия стали основой европейской культуры. Спустя два тысячелетия после появления Евангелия скромный учитель математики из Москвы Юрий Мамлеев написал текст, который он назвал романом «Шатуны». Текст подвел жирную черту под двумя тысячелетиями существования современной цивилизации и обозначил рождение новой эры, в которую пустят далеко не всех подряд, а исключительно достойных. Так на глазах многих из нас родилась эра абсолютной метафизической свободы, или метафизического плюрализма, а проще говоря – Эра Мамлеева.

Игорь Ильич выпил еще немного компоту, о чем-то как будто задумался и перелистнул страницу, стараясь больше не смотреть в глаза собравшимся.

– Евангелие и «Шатуны» – две основные и принципиальные вехи на пути человечества к высшему (тайному) знанию и обретенной благодаря ему абсолютной свободе. Отношения Мамлеева и христианства – проблема, которая смущает многих современных фарисеев. На самом деле никаких противоречий нет. Мамлеев – будучи абсолютно русским православным мыслителем – резко расширил границы христианской мысли, распространив ее на некоторые области, о существовании которых традиционные богословы даже не подозревали, а потому многие из них восприняли откровения Мамлеева как апологетику чуть ли не сатанизма.

Мария Александровна недовольно зашевелилась, но отпила коньяку и продолжила слушать. Староверы о чем-то перешептывались, философ Дугов внимал, явно запоминая каждое слово, которое проникало в его уши, прикрытые стальными, как гаубица, локонами.

– Однако глубокое метафизическое исследование тьмы и зла вовсе не означает, что исследователь – «сатанист». Тьма и зло – одновременно и неотъемлемые категории христианской теологии, и конкретные области потустороннего мира. Поэтому хотелось бы посоветовать руководству духовных академий незамедлительно включить в образовательный курс такую дисциплину, как мамлееведение. Предмет позволил бы резко расширить кругозор будущих ученых-богословов и придал бы им дополнительные аргументы в противостоянии силам ада – тем более что кругозор паствы постоянно расширяется и у мыслящей части аудитории с каждым отрезком времени возникает все больше неудобных вопросов, уходить от которых становится все труднее.

Один из староверов хохотнул, его поддержали братья, и даже непроницаемый философ Дугов улыбнулся. Дудинский обиделся и закапризничал:

– Если неинтересно, я могу не читать. А если кому интересно, могу ссылку потом написать…

К сожалению Игоря Ильича, никто не запротестовал, поэтому ему пришлось самому убедить себя сделать любезность и дочитать речь:

– «Шатуны» не отменили Новый Завет, а всего лишь расширили и обогатили великое откровение, придав ему новое качество – адекватное наступившей эре. Мамлеев не отрицает ни одно из философских, религиозных или метафизических учений – в первую очередь авраамических – и даже, заметьте, ни с кем и ни с чем не полемизирует. Будучи метафизическим плюралистом, он, напротив, старается примирить всех – за исключением материалистов и атеистов, которые для него просто не существуют. А главное, что Мамлеев ничему не учит – он просто показывает, что мир в миллионы и миллионы раз шире и многообразнее, чем наши представления о нем, и простирается бесконечно далеко во всех направлениях и измерениях. И надо всего лишь быть готовым принять все, что нас ждет на бесконечном пути к Абсолюту, и по возможности уметь ориентироваться в будущей неизвестности[51].

Дудинский еще раз от души прокашлялся, никого не спрашивая, влил в узкий рот рюмку водки, нахмурился, будто прикидывая: еще покапризничать или спокойно закончить выступление. Склонился, похоже, ко второму:

– Продолжу свою тему прощального слова о том, что живой гений мешает биографам рассказать правду. Слава Богу – теперь у нас в какой-то степени развязаны языки. Я видел весь мир. Я познал устройство и механизм мироздания. Уж поверьте. Я проник даже туда, куда не в состоянии проникнуть человеческий разум. И вот главное, что хотелось бы сказать.

Повисла драматическая пауза. В тишине слышно было одно: как некий неприметный бородач, неизвестно кем приглашенный, воевал редкими зубами с предательски пищащим масленком.

– Юрий Витальевич Мамлеев познал и увидел гораздо больше меня и всех нас вместе взятых – возможно, в миллионы раз больше, – продолжал свое Дудинский. – Но тут дело не в количестве. Просто слишком много людей во всем мире сегодня выдают себя за тех, кто что-то смыслит в метафизике. На самом деле метафизика – исключительно русское явление. Причем русское и только русское. Вот что главное. Никакой метафизики, кроме русской, в принципе быть не может.

Дугов притворно кивнул, но настолько подчеркнуто притворно, что все приняли его согласие за абсолютную искренность.

– Дело в том, что русские, – уточнил Дудинский, – все поголовно носители романтического мироощущения и люди верующие, то есть идеалисты. Социологи давно выяснили, что среднестатистический русский – единственный в мире, кто мастурбирует, представляя в своем воображении образ Прекрасной Дамы, а среднестатистические европейцы и американцы все поголовно давно уже мастурбируют на пачку долларов[52].

– Чтоб козла этого здесь больше не было, – отчетливо сказала Мария Александровна, все это время хранившая молчание.

II. Рождение

Мамлеев уже при жизни стал мифом. Его биография? Да, официальная есть, конечно. Но за ней – такая бездна всего, что даже смешно говорить обо всех этих «родился», «учился», «уехал», «приехал»… Не надо так – о Мамлееве. Обо всех нас – только так, а о нем – нет. Самим-то не странно – так писать о Мамлееве?

Наталья Макеева. На смерть Юрия Мамлеева

Аномально теплой ночью 11 февраля 1998 года радиоволны донесли до неспящих москвичей известие. Граф Хортица, ведущий передачи «Трансильвания беспокоит», объявил о том, что скоро в Музее Маяковского состоится встреча из цикла «Конец Кали-юги», а гостем станет Юрий Витальевич Мамлеев.

«Тот, кто никогда не рождался, предвечный хаос, повелитель шатунов» – так Граф в своей характерной манере представил великого писателя-метафизика[53].

Сказанное Хортицей невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, но мы все же будем исходить из официальной версии того, как пришел в этот мир один из главных авторов советского культурного подполья и новейшей русской литературы. В конце концов, даже у Федора Соннова, самого мамлеевского из монстров Мамлеева, были родители. «Но сначала о детстве, о том, кто я такой и откудава я взялся. То есть о радетелях», – сказал однажды Соннов только что убитому им прохожему[54]. Последуем и мы его примеру, начав рассказ о рождении нашего героя с истории отца и матери Мамлеева.

По отцовской линии будущий писатель принадлежал к прерванному революцией дворянскому роду, одним из последних представителей которого стал Виталий Иванович Мамлеев, родившийся