«Орловщина» — восстание в Белом Крыму, 1920 - Юрий Викторович Зеленин Страница 14

к Май Маевскому, стукнул шпорами и, приложив руку к головному убору, отрапортовал: — Ваше превосходительство, вам все хорошо известно? — Да, — сказал генерал и тотчас же ушел. По уходе его был произведен тщательный обыск, а начальник разведки допытывался: — Скажите, где вы были комиссаром? Я, не теряясь, ответил: — Какую чушь вы говорите?! Я никогда не был комиссаром, — и обратился к офицерам: — Господа офицеры, не желаете ли выпить глинтвейна, приготовленного для Май-Маевского? — Мы не пьем во время служебных обязанностей, — отрезал начальник: — а скажите, как вы устроили брата к Май— Маевскому? — Спросите у генерала. — Да-а, загадочная история, — протяжно и ехидно сказал начальник разведки и, обращаясь к офицерам, добавил: — Мы все установим… ведите его. Вдоль коридора гостиницы вытянулось множество юнкеров с винтовками. На улицах там и сям большие группы офицеров, а около памятника Нахимова и вблизи здания морского собрания стояли пулеметы.

Меня вело десять человек, по три справа и слева, четверо сзади. Я оглянулся и увидел направленные на меня дула револьверов. Кто-то прикрикнул: — Не оглядываться! Сердце усиленно билось. Признаюсь, меня пугало кошмарное предположение: вдруг меня поведут на Графскую пристань, а оттуда на крейсер «Кагул», этот проклятый застенок контрразведки. А мне так надо было выиграть время, чтобы спастись и спасти брата. Нет, меня повели в морскую контрразведку, по Корниловской набережной, д. № 17.

Газетчики выкрикивали: «Вечерний выпуск. Раскрытие подпольного комитета большевиков! Важное событие!» Эти слова привели меня в полное отчаяние. Я сразу начал обдумывать план бегства. Но мы уже подходили к контрразведке. Толпа офицеров рассматривала меня как редкого зверя. Меня ввели в помещение; не допрашивая, через несколько минут тот же караул препроводил меня в крепость.

С большим волнением я прочитал газету.

На первой странице крупным шрифтом было напечатано:

«Арест городского комитета большевиков.

В ночь на 21 января чинами контрразведки захвачен городской комитет большевиков. Найдено оружие, вполне оборудованная типография с набором только набранных прокламаций „К офицерству“, взрывчатые вещества, протокол заседания, печать и т. п.

Арестованы: 1) В. В. Макаров (председатель комитета), 2) А. И. Бунаков, 3) А. И. Севастьянов (бывш. поручик), 4) Л. Шулькина, 5) М. С. Кияченко, 6) И. Ашевский, 7) И. М. Вайсблатт, 8) М. 3. Иоффе, 9) С. С. Крючков. Комитет был захвачен в клубе строительных рабочих и располагал еще конспиративной квартирой в д. № 7 по 2-й Цыганской улице, где проживал М. С. Кияченко. При комитете были три секции: военная, подрывная и контрразведывательная, во главе первой секции стоял Макаров. Подрывная секция имела своей задачей взорвать все мосты вокруг г. Севастополя, а также и военные корабли. Контрразведывательная секция во главе с бывшим поручиком Севастьяновым тщательно регистрировала всех работающих в учреждениях Доброармии. Вайсблатт и Иоффе заведовали типографией. Все вышеуказанные были преданы военно-полевому суду и последним приговорены к смертной казни.

Приговор приведен в исполнение в ночь на 22 января с. г.».

Белогвардейская газета умолчала, что В. В. Макаров был личным ординарцем генерала Май-Маевского. Белое командование не хотело компрометировать себя.

«Сумасшедшие стратеги» боялись осложнений среди войск и рабочих масс.

Князь Туманов (нач. Особ. отд. при ставке Деникина) применил к арестованным жестокую инквизицию. В течение 24 час. девять лучших борцов за свободу были подвергнуты «культурным» пыткам свирепого застенка контрразведки на крейсере «Кагул». Над ними злорадно смеялись, избивали, опускали в холодную ванну, кололи иголками, клали под мышки горячие яйца, выворачивали конечности тела, пытали раскаленным железом. Но несмотря на такие непосильные ужасные пытки арестованные товарищи не выдали никого, их твердая стойкость коробила князя Туманова и его свору. Какой-то генерал на деле захваченного комитета наложил резолюцию: «Надменно державшимся пощады быть не может». По одним слухам, после жестокой пытки совершенно замученных товарищей расстреляли и выбросили в море, а по другой версии — их по одиночке вывозили на катере в открытое море, бросали живыми в воду.

Крейсер «Кагул» с 25.03.07–31.03.17 (бывший «Очаков»)

Катер отплывал, и начиналась охота, как на дельфинов.

Так безвременно погибли девять коммунаров — члены первого Севастопольского подпольного комитета РКП (б).

Побег из крепости

Под утро в мою сырую, темную камеру посадили «политического». Я понял, что князь Туманов старался с помощью опытных контрразведчиков выведать от меня все, что только можно. Но внешнее хладнокровие мне не изменяло. Я продолжал играть роль несправедливо заподозренного и оскорбленного офицера. Моя невеста, Мария Удянская выхлопотала право приходить ко мне и приносить пищу. Под влиянием глубокого чувства эта самоотверженная девушка оставила своих буржуазных родителей и делила со мною все опасности и лишения боевой жизни.

В последнее ее посещение я нашел записку в жареной рыбе. Мария писала, что все настроены против меня. Май-Маевский ее даже не принял, назвав меня организатором красной сволочи, номер в гостинице «Кист» за мной не числится. Сегодня или завтра меня повезут на Северную сторону— место расстрелов. А, может быть, они не узнают, где я был в 1918 году, и мне удастся обмануть их. Или попытаться бежать? Но записка не оставляла никаких надежд: я видел, как ко мне протягивались руки палачей. К утру у меня созрел план бегства…Утром, в уборной, я встретил своего хорошего товарища, Ваню Воробьева. Его тоже ожидал расстрел. Охрана несла свои обязанности плохо, и я свободно изложил свой проект. Воробьев тяжело вздохнул, подумал и решился:

— Я согласен и передам всем. Во время обеда Воробьев прошел мимо меня, кинув: — Согласны с планом шесть; все решили лучше умереть в схватке. Из 53 неминуемых смертников только шесть! Но размышлять было некогда. Я решительно шепнул: — Хорошо, будьте готовы. Действуйте, как уговорились во время ужина. Другого исхода нет. Будет поздно. Подбежал часовой: — Не разговаривать! Бери обед и уходи по карцерам! Целый день меня мучила мысль: что будет, если эти шесть раздумают. План побега был слишком дерзкий, но другого выхода не было. Легче погибнуть в схватке, если не посчастливится, чем от руки палача. День казался вечностью. — Выходи за ужином, — разнесся по коридору голос. С миской в руках, я шепнул товарищам, дожидавшимся своей очереди в узком коридоре: «Не бойтесь, дружней, начинаю!» А часовому сказал: — Позовите ко