Александра Потанина - Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь Страница 137

Возвращаясь из сада, мы зашли еще в один из домов ямына; это, как оказалось, была квартира одной барыни, которую я с ее дочерью уже видела ранее в гостиной у тай-тай. Здесь обстановка была беднее, но радушия и приветливости было также много. Девушка показывала мне свои работы и разные баульчики и корзины; все это было самодельное, из дешевых материалов, и показывало только искусство и терпенье тои, которая их делала. Работа этой девушки удивила меня: она вышивала белым шелком по пунцовому ситцу точь-в-точь так же, как это делаем мы, когда уверяем, что «шьем русским швом». Даже узоры казались мне в том же роде, только она не употребляла при этом канвы. Так как она вышивала панталоны для дочери футая, то я подумала, что узор этот и манера шитья могли быть переняты от русских в Илийском крае, но оказалось, что я ошибалась; впоследствии, когда мы были в провинции Сычуань, я встретила этот quasi-русский шов очень распространенным среди населения самых глухих городов и деревень; им были украшены рубахи детей, панталоны деревенских девушек, носовые платки уличных извозчиков и т. д.

Через несколько минут мы с хозяйкой этой квартиры пошли в гостиную тай-тай, где нас ожидал обед. К обеду явилась еще гостья, очень толстая старая барыня, и, таким образом, мы обедали впятером, считая девочку. Стол был выдвинут на середину комнаты, кресла придвинуты, но в этом и заключались все приготовления к обеду; скатерти китайцы не употребляют, а салфетки, если они бывают, находятся в руках слуг и подаются в конце обеда, после того как слуга окунет их в тазик с горячею водой. На этот раз салфеток не было, не было также и мужской прислуги; обед был, по-видимому, запросто, и две беседовавшие с нами барыни, как мне показалось, были обычными гостями за столом тай-тай. Всем нам положены были палочки из слоновой кости, но мне, кроме того, серебряная ложка русская, в уважение моего неуменья есть по-китайски.

Затем на стол было поставлено несколько больших, полоскательных, по-нашему, чашек с различными горячими соусами, а нам поставлены чашки меньшей величины с вареным рисом; на столе было также поставлено несколько блюдец с зеленью и солеными приправами. Материал обеда был самый обыкновенный; роскошью в нем можно было считать разве различные сорта зелени, еще не появлявшейся в эту пору за столом у бедняков. Кушанья мне нравились, но, когда, по окончании этих, все-таки довольно изысканных, блюд, мне предложили выпить супу, состоящего из одного не очень густо сваренного проса, к тому же не соленого, я не осталась довольна. Десерт и фрукты я бы предпочла в этом случае.

После обеда, когда мы встали из-за стола, в комнату собралась женская прислуга – не только та, которую я уже видала и которая была одета прилично, но также и не виданная еще мной, в засаленном и ободранном одеянии. Она, нисколько не стесняясь нашим присутствием, разговаривая между собой, заняла наши места и принялась доканчивать то, что осталось от нашего обеда. Окончания я не дождалась: мул и повозочка были уже готовы, и я уехала.

Во время этого визита барыня высказала мне желание снять с себя фотографию. Обещать ей я это не могла, не переговоривши предварительно с нашим сотоварищем, который умел фотографировать, и старалась дать ей понять, что он не такой господин, которого можно заставить сделать портрет за деньги, и что в настоящее время он очень занят. Оказалось, однако, наш спутник был настолько любезен, что согласился сделать фотографию барыни, с тем условием, однако, что портрет не будет отпечатан в Синине, а будет ей выслан впоследствии.

На другой день, забравши фотографический аппарат, в сопровождении монгола, который обыкновенно прислуживал при фотографировании, я снова отправилась в дом футая. На этот раз я везла им уже отпечатанный портрет самого хозяина дома; конечно, это был предмет, интересный для всей семьи; но он не долго оставался в дамских владениях, его сейчас же унесли в комнаты генерала. На этот раз в гостиной у барыни появлялся какой-то молодой, очень приличный китаец, в очках по близорукости; он принес нам целую пачку шанхайских фотографий; это были, по-видимому, карточки китайских дам полусвета, все они были раскрашены. Молодой человек и барыня старались растолковать мне, что они желали бы иметь именно такой раскрашенный портрет; в душе я решилась исполнить это желание барыни, но обещать не решилась, отговариваясь тем, что не я делаю портреты, и указывая на то, что в дороге у нас нет для этого необходимых приспособлений.

Снимать портрет решили в саду, и я воспользовалась для этого театральною эстрадой в Сы-тан. Барыня надела парадный туалет; ее кофта из превосходного черного атласа была украшена на груди вышитым золотым драконом, на шею надеты крупные четки из крупных бус красного дерева, а в шиньон был воткнут цветок европейской работы. Четки и шитье свидетельствовали о высоком ранге ее мужа.

Усадить ее перед камерой мне стоило немалых хлопот, потому что переводчик мой, монгол, плохо понимает меня, а также и потому, что я была малоопытна в этом деле. Барыне хотелось снять и девочку, но последняя боялась сниматься.

Узнавши, что отпечаток не может быть сделан в Синине, барыня была очень опечалена, и объяснила мне, что, вероятно, присланный нами портрет уже не найдет ее в Синине, что скоро они должны оставить этот город.

Тут я узнала еще одну интересную черту китайской жизни. Оказывается, что в Китае все более или менее значительные чиновники сменяются через каждые три года; таким образом, они осуждены вести почти кочующую жизнь и обзаводиться лишь таким имуществом, которое легко укладывается в сундуки. Часто случается также, что чиновник, потерявший место в одном городе, не находит подходящего в другом и должен проживать сделанные сбережения. Как это устроено, бывают ли исключения, чем мотивируется и какие результаты приносит эта мера, – я сказать не могу.

В заключение могу прибавить, что фотография тай-тай вышла удачно и что через месяц портрет был сделан и один из них был мной даже раскрашен, запечатан и отдан начальнику города Минджеу для отсылки по адресу. Но впоследствии мы узнали, что барыня не получила этой посылки, и уже осенью 1886 г. наш фотограф сделал для барыни вторые отпечатки с сохранившегося негатива. В эту же зиму футай должен был оставить Синин, и больше я не виделась с этой барыней.

В другой раз я была приглашена на обед к начальнику маленького захолустного городка Тзе-джеу, в провинции Гань-су. Начальник города был так любезен, что первый сделал визит в нашу гостиницу. Пока муж мой его принимал, в мою комнату принесли его маленькую внучку, девочку лет пяти. Угостивши ее и чиновника, принесшего ее, лакомствами, какие у меня были, я подарила девочке еще нитку недорогих кораллов, купленных нарочно на случай подарков в Неаполе. Вслед за визитом градоначальника, от него получено было приглашение на обед, но мой муж чувствовал себя в этот день нездоровым и отказался, тогда стали настаивать, чтобы, по крайней мере, я приняла приглашение. Я тоже отказывалась, мне было страшно скомпрометировать себя каким-нибудь незнанием китайских обычаев, не хотелось также появиться среди китаянок не нарядно одетою, а со мной было только дорожное платье; однако приглашение было так настойчиво, что было бы невежливо долее отказываться, и я согласилась. За мной были присланы носилки, так как на юге Китая дамам не принято показываться на улицах иначе, как в паланкине.