Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли Страница 13

умоляя его просить совета у богословов Сорбонны, а также отписать своему духовнику, чтобы тот посоветовался с другими духовными особами о том, каким способом король может оставить меня при своей особе, коль скоро он этого желает, не навлекая на меня подозрения в слабости, которой я более в себе не имела. Зная мой характер, король почувствовал, что не следует ожидать от меня возврата к прежнему, и согласился на то, чего я желала. Он послал к богословам и написал к отцу Перюссо, который потребовал от него полного расставания со мной. Король ответствовал, что он никоим образом не может дать на это согласия; что не для себя, а для моего собственного удовлетворения он желает устроить так, чтобы уничтожить всякие подозрения в глазах людей [в сохранении любовной связи]; что мое присутствие необходимо для его счастия и благополучного течения его дел; что я единственная осмеливаюсь говорить ему правду, которую так важно знать королям и проч. Добрый отец надеялся в тот момент, что король подчинится ему, и продолжал упорствовать. Богословы отвечали, что это было бы возможно, если бы иезуиты изъявили свое согласие. В то время я имела случай говорить с людьми, которые желали блага королю и религии; я уверяла их, что коль скоро отец Перюссо не пожелает сковать короля цепями святых таинств, тот будет вести жизнь, которая ни в ком не сможет найти одобрения. Меня не послушали и через несколько времени увидели, что я не ошиблась. Таким образом, до 1755 года людям посторонним казалось, что все остается, как прежде. Затем долгие размышления о невзгодах, которые преследовали меня даже на вершине благополучия, уверенность в том, что мне никогда не удастся найти удовлетворения в мирских благах, поскольку я обладала ими всеми и не смогла достичь счастья, охлаждение к тому, что меня более всего забавляло, – все убедило меня в том, что единственное счастье я смогу обрести в Боге. Я обратилась к отцу де Саси как к человеку, наиболее проникнутому этой истиной; я полностью обнажила перед ним свою душу, и он тайно испытывал мою решимость с сентября до конца января 1756 года. В это время он предложил мне написать моему супругу письмо; у меня хранится его черновик, который написан рукой отца де Саси. Мой супруг отказался когда-либо встречаться со мной.

По настоянию преподобного отца я для большего приличия испросила позволения сделаться фрейлиной Королевы; он велел переменить лестницу, ведущую в мои покои, и король отныне входил в них только через общую комнату; он предписал мне правила поведения, которым я в точности следовала. Эта перемена наделала много шуму при дворе и в Париже; в дело замешались всевозможные интриганы; они так плотно окружили отца де Саси, что он отказался причащать меня, пока я остаюсь при дворе. Я заговорила с ним обо всех обязательствах, которые взяла на себя по его настоянию, и о том, как происки против меня изменили его образ мыслей. В конце концов он сказал мне, что над духовником короля [Людовика XIV] слишком потешались, когда граф Тулузский [последний из бастардов короля-солнца] появился на свет[22], и что он не желает, чтобы с ним обращались так же. Мне нечего было возразить на подобное соображение, и, когда я исчерпала все наиболее действенные средства, которые могло подсказать мне желание исполнить свой долг, дабы убедить его прислушиваться лишь к тому, что велит религия, а не к проискам против меня, я больше с ним не виделась. Настал гнусный день 5 января 1757 года [нападение Дамьена на Людовика XV], за которым последовали те же интриги, что и годом ранее. Король употребил все свои силы на то, чтобы убедить отца Демаре следовать лишь предписаниям веры. Но, ввиду тех же причин, сей пастырь дал такой же ответ, и король, страстно желавший исполнить свой христианский долг, был лишен этой возможности и вскоре снова впал в те же ошибки, от которых был бы спасен, если бы с ним поступили по совести.

Несмотря на величайшее терпение, которое я в течение полутора лет проявляла с отцом де Саси, мое сердце в той же мере терзалось моим положением; я поведала об этом одному честному человеку, которому могла доверять, – он был тронут и искал способа положить конец моим страданиям. Один аббат из числа его друзей, столь же высокообразованных, сколь и умных, изъяснил мои обстоятельства человеку, который, как и он сам, мог судить о них; они сошлись в том, что мое поведение не заслуживает того наказания, которому меня подвергали. Вследствие того мой духовник, сызнова подвергнув меня довольно длительному испытанию, покончил с этой несправедливостью, позволив мне причаститься таинств, и, хотя меня несколько огорчает необходимость хранить тайну, дабы о моем духовнике не стали говорить дурно, это все же служит к великому утешению моей души.

Последние годы ее короткой жизни пройдут под трагическим знаком Семилетней войны – бесконечной, кровопролитной и очень неудачной для Франции. Война завладевает всеми ее помыслами, изнуряет ее, подрывает здоровье. Ее способ участвовать в ней – это постоянно писать военачальникам, чтобы ободрить или отчитать их. Но ничего не помогает. Франция прижата к стене как в военном, так и в финансовом плане и вынуждена заключить унизительный мир. Она лишается почти всех своих колониальных владений, которые отходят Англии. Блеск королевства несколько меркнет; теперь ему приходится считаться с такими великими державами, как Англия, Пруссия и Россия. В неудачах этой весьма непопулярной войны общественное мнение, разумеется, винит фаворитку. Нижеследующее письмо адресовано к принцу Конде, который в 1758 году был назначен генерал-лейтенантом[23] французской армии. В нем фаворитка сетует на свою беспомощность перед лицом военной кампании, которой не видно конца.

Хотя переговоры начинаются в 1762 году, Франция подписывает Парижский мирный договор только в феврале 1763-го. Изнуренная болезнью маркиза де Помпадур проживет еще совсем недолго.

3 октября 1762 года

Доверительное письмо от 28 сентября, которым вы почтили меня, Ваша Светлость, не оставляет мне сомнений в том, как я должна на него ответить, и я бы посчитала, что не заслуживаю вашего доверия, если бы не сделала этого с правдивостью, неотделимой от моего характера. Господин де Буажелен приезжал ко мне в Шуази[24]. Я просила его подробно показать мне на карте счастливое сражение, произошедшее 30-го числа[25]. Он поведал мне очень ясно и при всех, кто был в моей комнате, о различных случившихся в его ходе атаках, событиях и местах, где они