Дочь самурая - Эцу Инагаки Сугимото Страница 13

Порою на Новый год матушка приглашала к нам старика-плотника, в нашей семье к нему всегда относились не как к слуге, а скорее как к мелкому вассалу. В старой Японии хороший плотник не просто работал с деревом, но был вдобавок и архитектором, и дизайнером, и декоратором; в Нагаоке старика-плотника называли «мастер Горо Брус» — так почтительно величали особо искусных и опытных плотников, — вдобавок он был потомком целой династии плотников, и его уважали. Я старика обожала. Он покорил моё сердце, когда смастерил мне прелестный кукольный домик с приставной лесенкой. Все годы, что я играла в бумажные куклы, я гордилась этим домиком. И вот в первый день нового года после смерти моего отца Горо пришёл к нам в гости; старик был печален и молчалив, пока матушка не подала ему тосо-саке: лишь тогда он оттаял, разговорился. В разгар трапезы Горо внезапно примолк, почтительно поднял стаканчик саке вровень со лбом и учтивейше поклонился матушке, сидевшей на подушке в соседней комнате близ открытой двери.

— Досточтимая госпожа, — начал Горо, — когда ваше крыльцо в прошлый раз украшали сосны и вы угощали меня, как сейчас, мой досточтимый хозяин был здесь, с нами.

— Да, так и было, — с печальной улыбкой откликнулась матушка. — Теперь все иначе, Горо.

— Досточтимый хозяин славился остроумием, — продолжал Горо. — Ни недуги, ни неудачи не могли притупить ни ум его, ни язык. И когда вы так любезно потчевали меня, досточтимая госпожа, досточтимый хозяин вошёл в комнату и заверил, что принимает нас с надлежащим радушием. Я сочинил скромное стихотворение из тех, которые без ответа не могут считаться законченными, и дерзнул не только прочесть его досточтимому господину, но и попросить его оказать мне честь и закончить стихотворение. В этом трёхстишии, как подобает на Новый год, я желал вашему досточтимому дому удачи, здоровья и благополучия.

Семь богов счастья

Руки сомкнут вкруг дома —

Ничто не уйдёт.

— И тогда досточтимый хозяин, — тут Горо низко поклонился, — весело улыбнулся — глаза его блестели — и ответил молниеносно:

Увы и увы!

Тогда богу бедности

Уж прочь не уйти.

Собственное шуточное трёхстишие так понравилось Горо, что матушка с ласковой улыбкой присоединилась к весёлому смеху его спутников, неизменно готовых рукоплескать любому похвальному слову в память о хозяине, которого они так любили и чтили.

Но ясноглазая Кин что-то шепнула Иси, а Иси с улыбкой кивнула. Таки и Тоси, расслышав их речи, тоже улыбнулись. И лишь позже мне рассказали, что же шепнула Кин:

И бедности бог

Вместе с богами счастья

Радость удержит.

Всё-таки в старой Японии жив был дух демократии.

Глава VII. Несостоявшаяся свадьба

Новогоднее веселье закончилось раньше, чем завершились праздники. Печенье моти мы, как правило, оставляли в токономе до пятнадцатого числа, а вот сосенки-кадомацу у ворот обычно убирали наутро восьмого дня. Бытовало предание (в которое, впрочем, никто не верил), будто бы на седьмую ночь деревца уходят под землю, так что над поверхностью торчат лишь верхушки. И в тот год именно так и случилось: проснувшись наутро восьмого дня, я обнаружила, что дорожки в саду, расчищенные средь сугробов, снова засыпал снег и вообще весь сад покрыт метровым слоем снега. Сосенки у ворот тоже засыпало, и до весны мы их больше не видели.

В тот день все работники Нагаоки трудились не покладая рук: снег выпал неожиданно и очень обильно. Метели не прекращались, и несколько недель спустя мы, дети, ходили в школу по снежным туннелям на покрытых навесами тротуарах, а от дивного солнечного Нового года осталось лишь воспоминание.

Однажды днём, когда я возвращалась домой из школы, почтальон в соломенном плаще-мино и высоких соломенных юки-гуцу соскользнул по сугробу в уличный туннель.

— Ма-а! — весело окликнул он меня. — Маленькая госпожа! У меня для вашей семьи письмо из Америки.

— Из Америки! — воскликнула я удивлённо, ведь прежде нам из чужих краёв писем не приходило. Меня охватило волнение. Почтальон устремился прочь по узкой тропке между снежной стеной и рядом лавок; я старалась не терять его из виду. Время от времени он выкрикивал: «Почта! Почта!» — и, остановившись, вкладывал письма в протянутые к нему руки. Тропка была такая узкая, что меня то и дело толкали прохожие, но я старалась не отставать от почтальона; наконец он свернул на нашу улицу. Я знала, что он пойдёт к боковому крыльцу, поспешила в комнату бабушки и успела даже поклониться ей — «Я вернулась», — когда служанка внесла письмо. Но диковинное письмо предназначалось моей матушке, и бабушка попросила меня отнести его ей.

Я приуныла: вряд ли я увижу, как письмо откроют. Я знала, что, получив письмо, мама немедля пойдёт с ним к бабушке, но меня к ней уже не пустят. Бабушка очень внимательно посмотрит на письмо через большие очки в роговой оправе, вернёт его маме и скажет медленно и торжественно: «Будь так добра, открой!» Бабушка, разумеется, тоже разволнуется, всё-таки письмо заграничное, но тем медленнее и торжественнее будут её манеры. Пока я с большим конвертом непривычной формы шла по коридору в мамину комнату, эта картина буквально стояла перед моим мысленным взором.

Тем вечером после богослужения перед семейным святилищем бабушка дольше обычного застыла в поклоне. Наконец она подняла голову, выпрямилась и объявила торжественно, едва ли не официально, что молодой хозяин, несколько лет проживший в Америке, возвращается домой. Новость ошеломила нас: брат мой отсутствовал, сколько я себя помнила, и в доме о нём даже не говорили. И то, что бабушка назвала его «молодым хозяином», как нельзя красноречивее свидетельствовало о том, что неведомая мне трагедия осталась в прошлом и его вновь считают сыном. Слуги, сидевшие в дальнем конце комнаты, склонились до земли в безмолвном поздравлении, но и они, казалось, с трудом скрывали волнение. Я не задавалась вопросом, отчего так. Мне было достаточно и того, что брат мой вернётся на родину. Сердце моё переполняла радость.

Когда брат уехал в Америку, я была, должно быть, совсем мала, ибо, хоть день его отъезда и врезался в мою память, я совсем не помню того, что было до или после. Помню погожее утро, дом наш в парадном убранстве, слуги в праздничных нарядах с гербом Инагаки. То был день