Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи - Евгения Нахимовна Строганова Страница 13

А он объявить не смеет, а только кричит: не могу жениться. Послали к августейшей владетельнице города Ораниенбаума – она тоже хочет знать, что у милого старичка болит. Наконец, приехал доктор, и всем потихоньку объяснил. Теперь Еракову уже не больно, но едва ли не придется расстаться со своим архитектурным украшением. Дочери ходят мимо него, потупив глаза, августейшая владетильница нюхает спирт, а девица Малоземова всем горько жалуется: стоило ли из-за фунта клубники лишать себя удовольствия! Сам же Ераков, не будь глуп, завел переговоры с Моршанском[97], насчет принятия большой печати. Говорят, Платицын дает ему всего 85 копеек, но он надеется, что это по недоразумению, и на днях собирается в Моршанск лично. Это правда, говорит, что я и без того должен бы их лишиться, но ведь тут дело идет не об них одних, а обо всем – должен же «корабль» что-нибудь накинуть, тем более что у меня долги.

‹…›

От Унковского получил письмо: он затеял настоящее хозяйство; арендатору отказал и орудует сам. Жалуется, что навозу мало. Я советовал, разумеется, всей семьей принимать касторовое масло, но с тем, чтобы это удобрение класть исключительно на огород. Если же хочет персидскую ромашку сеять, то пусть пригласит Головачова[98], которого кал удивительно для этой цели хорош.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 6 июля 1884.

Сиверская (20, с. 50–52).

23

В августе меня обыкновенно посещает lumbago[99]. Посетил и теперь. Болезнь эта глупая и состоит в том, что чувствуешь будто задницу вывихнул. Теперь я мажу себе иодом хвостик (кстати: Боткин меня удостоверял, что он знает одного сенатора с хвостом – к счастью, в старом сенате) и так как это горячит, то по ночам я вижу ни с чем несообразные сны. Так, например, будто бы задница моя разделена на участки, и один участок с торгов достался Вам, а Вы хотите на нем шпанскую мушку поставить. Я протестую, говорю: ведь больно-то будет мне; а Вы говорите: должен же я свои деньги выручить и т. д. Словом, сущий вздор, который может привидеться только после долгого разговора с Ратынским[100].

Или еще: будто бы Победоносцев и митрополит Аника[101] спорят, отчего оное место называется причинным. Победоносцев будто бы утверждает, что оттого, что оно есть причина всех зол, а Аника возражает: это смотря по тому, какова причина! Ежели у кого причина малая и слабая, то, действительно, кроме пакости, ничего и ожидать нельзя; но ежели у кого причина исправная, то оная даже удовольствие доставить может и т. д. Опять сущий вздор, но при драхеншусе[102] неизбежный.

Кстати о Победоносцеве[103]. Ходит слух, будто на одном званом обеде хозяйка дома, которая от своих родственников-офицеров слышала, что К‹онстантин› П‹етрович› болен, что у него шулята[104] слабы, и когда она обращалась за разъяснением, то ей говорили, что это та самая болезнь, которая на вульгарном языке называется «в три пальчика без смычка»[105] – так вот эта самая хозяйка в самый разговор обеда вдруг обращается к Побед‹оносцеву› с вопросом: а что, К‹онстантин› П‹етрович›, у вас шулята все еще слабы? Общий конфуз. Но, к счастью, выручила молоденькая сестра хозяйки, которая, видя общее замешательство, спросила: ведь, кажется, по-французски эта болезнь онанизмом называется. В эту минуту ударил гром и кто-то ‹– – –›, но не Алексей Михайлович, потому что он еще в деревне. А через минуту из-за туч показалось солнышко и стали разносить фрукты. А на другой день все либералы говорили: и не то еще будет, ежели доступ на высшие курсы будет для женщин затруднен.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 5 августа 1884.

Сиверская (20, с. 62–63).

24

Представь себе, в Москве есть женская лечебница Заяицкого (на Полянке в собст.‹венном› доме) с постоянными кроватями. Какое счастливое стечение обстоятельств!

Из письма к В. П. Гаевскому от 19 ноября 1884.

Петербург (20, с. 104).

25

Из общих знакомых я только двоих продолжаю видеть: Унковского и Лихачева. Из них первый – веселится, второй – стремится[106]. У второго сын, Александр[107], от земли не видать, а тоже уж стремится, состоит членом Кодификационной Комиссии, рассуждает столь здраво, что к праздникам 150 р. награды получил. Только за одно здравое рассуждение – такая куча денег! сколько же бы ему дали, если б он не вполне здраво рассуждал, а например хоть на манер Кахановской комиссии[108]?

Но на Унковского даже смотреть приятно. Теперь я его редко вижу, но всякий раз, когда вижу, то думаю: стало быть, веселиться еще можно. Но он уже допустил в своих собеседованиях некоторые улучшения, и теперь даже при «дамах» употребляет вводные изречения, вроде «‹– – –›» «ах ‹– – –›!»

Разумеется, «дамы» стараются не понимать, но как он ведет себя в высшем обществе и с министрами (представь себе, является к ним по делам, просто возвещает об себе: Унковский – только и всего, и его не отсылают в участок), – не знаю. Во всяком случае, лестно думать, что у меня до сих пор сохранилось два знакомых, из которых одного все любят, а другого все считают человеком, без коего шагу ступить нельзя.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 15 января 1885.

Петербург (20, с. 127).

26

Теперь, об общих знакомых. Лихачев все хлопочет? Чтó ему нужно, – я разгадать не могу, но только он как в котле кипит. Быть может, мы так теперь отвыкли от идеи об общей пользе, что уже и понять не можем этой кипучей деятельности. Но, во всяком случае, нужно думать, что у него есть цель, и пошли ему господи поскорее ее достигнуть. Унковский больше всего – обедает. И с Поляковым[109] обедает, и с Каншиным[110], и с Лермонтовым[111], а иногда и с нами – и нигде его не тошнит. Говорят, на днях у какого-то министра завтракал и тот его крымскими винами потчивал. И все-таки воротился домой веселый. У него в доме, одновременно со мной, дифтерит маленькую Лизу чуть не съел. Есть термин: космополит, а Унковский – космодинатор[112]. Неуклюже несколько это слово, надо другое придумать, но непременно надо. Это совсем особенный тип. Назначение человека: обедать, хотя бы даже при отсутствии аппетита.

Из письма к А. Л. Боровиковскому от 25 февраля 1885.

Петербург (20, с. 148).

Сказки не для печати

Архиерейский насморк