Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина Страница 116

Занавес не поднимался. Публика все еще собиралась, по проходам спешили запоздавшие. Зал был уже полон. Постепенно стихал привычный шум переполненного театра.

«В исполнении «Бориса» я предвижу крупный недостаток, — думал Мамонтов, искоса посматривая, как заполнялась директорская ложа, сзади него рассаживались художники, певцы, не занятые в опере, рассаживались тихо, зная, что Мамонтова в эти минуты тревожить нельзя. — Опера очень длинна, несмотря на то что в ней сделаны большие изменения в трех актах. Декорации превосходны, лучше всех будут Кремль, Грановитая палата и сад у Мнишек. Костюмы верны времени и красивы. Словом, стараемся и надеемся «Борисом» подняться. Да и сейчас, чего греха таить, во мнении публики стоим высоко. — Мамонтов тяжело вздохнул. — Придется ставить «Боярина Оршу» Кротова, может, Секар и Соколовская вытянут оперу, у нее мощный голос. «Боярыня Вера Щелога» готова и скоро пойдет с Цветковой. Задержка за Шаляпиным, которому слишком часто приходится петь… Потом примемся за «Анджело» Цезаря Кюи, который может пойти в январе… Ну что ж, нынешний год радует меня урожаем молодежи. Среди новичков есть такие, которые подают надежды. Вот в воскресенье дебютировал новый тенор в партии Садко — Кольцов. Голос хотя и меньше Секара, но чистый, звонкий, верный и очень симпатичен искренно русской фразой безо всякой пошлости, да и сам красивый, деликатный парень. Он будет иметь успех, если не сробеет…»

Перебирая в памяти будущий репертуар, Мамонтов остался недоволен. Нужно идти вперед и служить русскому искусству. А где ж брать репертуар? Ведь все русские оперы поставлены. Так и хотелось ему крикнуть: «Давайте же нам новые произведения, поддерживайте нас!» А кто поддержит? Один Римский-Корсаков…

Опера началась. Мамонтов подался к барьеру, прикрыл лицо руками, чтобы менее заметно было его волнение для окружающих. Слава Богу, пролог прошел гладко, хор работал стройно. Хорошо, что каликами поставили артистов, а то хористы могли бы что-нибудь напутать. И декорация недурна, может, несколько темна в тонах? Нет, все идет своим чередом. Картина в Кремле вышла очень эффектной, молодец Коровин, декорации очень красивы… За Шаляпина он не беспокоился, Федор вышел торжественно, прекрасно исполнил свой речитатив. Ясно, что в конце — гром аплодисментов.

В перерыве Мамонтова уже поздравляли, говорили, что представление исключительное, все удалось показать правдиво, публика принимает оперу горячо, с таким интересом, какого уже давно не бывало в оперных театрах. Мамонтов сдержанно отвечал на поздравления, опера только началась, всякое еще могло быть, главное — впереди…

Антракт кончился. Сцена в келье… Пимен — Мутин поет ровно, ясно и мягко. Спокойно сидит за столиком вроде налоя, хорошо, что так придумали… И вся сцена красиво освещена лампадой. Так, и Секар спит на полу, прекрасно загримированный. Вот встает, звучит его замечательный голос… Ну, все хорошо…

Сцена, как и ожидал Мамонтов, закончилась успешно, дружные вызовы были наградой всем им за старания.

Так, сцена в корчме… И Любатович, и Левандовский, и Кассилов удачно справились с ролями… Хорошо, что он настоял, чтобы одежда Варлаама и Мисаила не была целиком монашеской. Очень хорошо. И Мисаил превосходен, и Бедлевич уверенно провел роль пристава. Сцена была разыграна ровно — и вот награда: бесконечные вызовы.

И вот сцена в тереме… Здесь могли быть сбои. Но все идет нормально. Как все-таки важно создать превосходную декорацию… Смотришь и видишь то, что и ожидаешь увидеть, все правдиво, ни одной фальшивой детали в обстановке. Прекрасная, деликатная декорация и очень изящная царская обстановка, новые, красивые парчовые костюмы. Так, Пасхалова поет красиво и мягко. Мамка — Черненко очень исправна, недурно играет, Федор — Страхова — добрый, изящный красавец мальчик. Дуэт исполнен весело, но без малейшей пошлости. И тут благодарные зрители бурно зааплодировали. А вот появляется Борис… Ах, как фигура Шаляпина превосходна! Одет просто, но очень изящно. Серьезный царь…

Мамонтов замер.

Появился Шуйский. Ну что ж, и Шкафер фразирует ясно, ведет сцену умело и тонко играет…

Мамонтов искоса поглядывает на публику, ему важно было определить настроение зрителей: он был нетерпелив, ему ли ждать оценок газет, он и сам все может предвидеть. А в публике он почувствовал огромный подъем духа… «Да иначе и быть не могло, — успокоенно подумал он. — Шаляпин провел сцену с потрясающей силой. Да, это не просто хороший певец, а какой-то исключительный, мощный талант, человек необыкновенно и богато одаренный…»

И эта сцена позади, вызовам не было конца… Снова напряжение чуточку спало у Саввы Ивановича.

Сцена в саду… Прекрасны декорации Коровина… Секар красавец, Селюк хороша, за этих он не опасался…

И вот последняя сцена в Грановитой палате… Тут чуть было не вышло промашки. Приготовлены были певчие в черных одеждах со свечами для выхода. Перед поднятием занавеса Мамонтов догадался потребовать экземпляр либретто, разрешенного к представлению. Оказалось, что шествие не разрешено и вычеркнуто. «Не догадайся я справиться, — с досадой думал Мамонтов, — налетели бы орлы, и прощай «Борис», сняли бы наверняка с репертуара».

Певчие пели за сценой. И Шаляпин превосходно закончил оперу. Успех был огромный. Вызовам, казалось, не будет конца…

Ну что ж, все прекрасно, второе представление «Бориса» завтра, в среду. В пятницу пойдут в первый раз «Шелога» и «Псковитянка», а на будущей неделе снова «Борис». А там уж пойдет сезон как по накатанной дорожке. Довольный Мамонтов снова вернулся к своим мыслям о предстоящем сезоне. Самое страшное было позади. Русская Частная опера снова оказалась на высоте, впервые дав «Бориса Годунова» в такой значительной и серьезной постановке.

«Пошлю-ка я срочную телеграмму Римскому-Корсакову… Пусть порадуется вместе с нами… Столько он сделал для того, чтобы «Борис» зазвучал на сцене…» Мамонтов встал, его шумно поздравляли с успехом, а он уже отдавал распоряжения и о телеграмме, и о программе завтрашнего дня, и о сегодняшнем банкете… Вихрь дел и забот снова закружил его.

Часть пятая

Триумф в Милане

Глава первая

Телеграмма Мамонтова

В эти декабрьские дни Николай Андреевич Римский-Корсаков с девяти утра, как обычно, приходил в свой кабинет и погружался в работу. Казалось бы, ничто не могло вывести его из привычного ритма, даже к урокам пения наверху, в комнате как раз над его кабинетом, он уже давно привык. Инструментовка «Царской невесты» шла успешно… Но сегодня, 8 декабря 1898 года, что-то мешало ему полностью сосредоточиться на «Царской невесте», мысли его то и дело устремлялись к Москве, где происходили важнейшие события, этапные в его собственной жизни. А все началось, дай Бог памяти, с 18 октября, когда он послушал в исполнении Шаляпина партию Сальери. С тех пор он потерял покой и, возвратившись в Петербург, постоянно чувствовал, что сердцем он остался в Москве… Вздохнул с облегчением, как говорится, когда узнал из газет, что премьера «Моцарта и Сальери» прошла успешно, а Юлий Энгель в «Русских ведомостях» отметил Шаляпина как несравненного исполнителя партии Сальери. «Здесь все полно жизни, здесь все захватывает, потрясает, и увлеченному слушателю остается только отдаться во власть редкого и благодатного художественного впечатления», — вспоминал Николай Андреевич газетные строчки. По-прежнему Москва притягивала все его внимание: ведь вчера там состоялась премьера «Бориса Годунова», а он еще ничего не знает… Сколько горьких признаний услышал он от Федора Шаляпина, который, казалось бы, никак не мог постичь психологические глубины грешного царя Бориса. И действительно, партия труднейшая, а он так еще молод… А если б не Москва и не Мамонтов, то кто знает, как сложилась бы творческая судьба