Архив еврейской истории. Том 14 - Олег Витальевич Будницкий Страница 11

на обороте векселя, вслед за жиро Литвинова-младшего, было проставлено жиро Иоффе, формально Савелий выходил из игры. Подлог настолько «аляповат», считал Бегге, что никаких серьезных препятствий к раскрытию его не возникнет и, «быть может, мошенники, просчитавшись в своих расчетах на шантаж, спекулируя родственными связями Литвинова, векселя эти даже и не предъявят, поскольку всякий предъявитель сам рискует попасть в уголовное дело»[131].

В Париже еще надеялись, что следствие будет проводиться в Берлине по месту нахождения ответчика, то есть торгпредства, и, предлагая собрать «криминальные» материалы на Литвинова с целью его дискредитации, докладывали в Москву, что принимают меры «к выяснению дальнейших планов шантажистов, а также к выемке у них документов». Но затеянная афера казалась опасной не столько с точки зрения финансовых потерь, — а держатели векселей сразу же дали понять, что готовы удовлетвориться хотя бы четвертью их стоимости, то есть 50 тысячами фунтов, — сколько с точки зрения вероятности политического шантажа: ведь Савелий уверял, будто вырученные за векселя деньги предназначались для нужд Коминтерна! «Тут на известный период, — указывала парижская резидентура, — при наличии родственных связей с наркомом и совпадении фамилий, может быть поднята шумиха». И недоумевала: «Любопытно, почему брату Литвинова, не являющемуся фактически Литвиновым по фамилии, была присвоена в заграничном паспорте фамилия наркома?»[132]

Сам Максим Литвинов, исполнявший тогда обязанности наркома по иностранным делам СССР, замещая лечившегося за границей Г. В. Чичерина[133], узнав об очередной проделке брата, которому столь доверял, расценил ее как вероломное предательство и 27 октября инструктировал полпреда СССР во Франции В. С. Довгалевского[134]:

1. По делу векселей Вы получили уже директивы по линии Наркомторга. Меня дело интересует, поскольку оно является актом мести не только в отношении советской власти, но и меня лично <выделено мной. — В. Г.>, — поэтому прошу Вас держать меня в курсе дела. После Ваших дополнительных шифровок неясными остаются следующие пункты: а) каким образом дело возникло в Париже, когда и векселедатель, и индоссатор[135] имеют постоянное местопребывание в Германии; 6) каким образом можно предъявлять к протесту в Париже векселя, по которым платеж должен быть учинен берлинским торгпредством.

2. Считаю совершенно несомненным, что векселя подписаны в течение последних двух месяцев задним числом, имеют своей целью в первую очередь шантаж и что дело перенесено аферистами во Францию потому, что от французского суда можно ожидать больше пакостей, чем от германского. Если векселедатель продал эти векселя шантажистам, получив некоторую сумму денег, то суд и скандал, очевидно, неизбежны. Если же он аванса не получил и шантажисты являются лишь его подставными лицами, чтобы прощупать нашу сопротивляемость, то можно надеяться, что, натолкнувшись на отказ платить, они убоятся суда и уголовщины.

3. Я полагаю, что главной задачей является в данный момент отвести юрисдикцию французского суда и добиваться передачи всего дела в германский суд. Я думаю, что французы, приходившие к Вашему информатору, являются и соучастниками этого дела и что предложение о ликвидации дела за 50 000 фунтов исходит от всей честной компании.

Сообщите мне о дальнейшем развитии дела.

4. Необходимо выяснить имена всех участников этой аферы. Ваша сегодняшняя шифровка подтверждает, что сами аферисты не рассчитывают на возможность разбора дела во Франции[136].

Политбюро ЦК ВКП(б), заслушав 1 ноября информацию Наркомата по иностранным делам СССР (М. М. Литвинов, Б. С. Стомоняков) и Наркомата внешней и внутренней торговли СССР (А. И. Микоян[137], Ш. М. Дволайцкий[138]) по вопросу «О С. Л.», постановило:

а) Принять все меры, обеспечивающие ликвидацию шантажа без какой-либо уплаты с нашей стороны.

б) Для наблюдения за прохождением этого дела и для выработки директив, обеспечивающих исполнение постановления Политбюро, создать комиссию в составе тт. Хинчука[139], Стомонякова, Дволайцкого, Пятакова[140].

в) Предложить т. Микояну в недельный срок доложить Политбюро о тех мерах, какие предприняты Н [ар] К [ом] Торгом для избегания такого рода случаев в дальнейшем[141].

Вексельная афера настолько обеспокоила кремлевскую верхушку, что, помимо образования «правительственной», как ее называли в переписке, комиссии под фактическим председательством замнаркома внешней и внутренней торговли Л. М. Хинчука, «дело С. Л.» не менее двух десятков раз обсуждалось на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б), заносившего свои решения в «особые», секретные, протоколы, но и в них указывая лишь инициалы Савелия.

В тот же день, заручившись поддержкой МИД, представители торгпредства СССР в Германии — заведующий его правовым отделом А. Ю. Рапопорт[142] и немецкий юрисконсульт Курт Розенфельд[143] — посетили вице-президента берлинской полиции Бернхарда Вайса[144], который, пообещав им всяческое содействие, распорядился о принятии мер к задержанию Савелия, установил наблюдение за домом, в котором проживала его семья, и выделил инспектора для связи с французской полицией. «Нам пока не удалось установить, под какой фамилией Л[итвинов] разъезжает, — пояснял Бегге. — Нам твердо известно, что проезд через немецко-французскую границу он совершил не под фамилией Л[итвинов]. Вероятнее всего, для этого он воспользовался фамилией Валлах или какой-нибудь другой…»[145] Тем же вечером доктор Розенфельд и берлинский нотариус профессор Генрих Вимпфхаймер[146], вместе с инспектором криминальной полиции, которому поручили расследование вексельного дела, выехали в Париж[147]для совещания с юрисконсультами полпредства и торгпредства СССР во Франции, в котором приняли участие С. Б. Членов[148], К. Д. Зеленский[149] и местный адвокат Александр Грубер (Alexandre Gruber), о котором пресса сообщала, что он — выходец из России, «в молодости — эсдек, бросивший политику и возненавидевший социалистов, натурализовавшийся во Франции и в конце концов соблазнившийся юрисконсульством при торгпредстве»[150].

По итогам совещания, утром 3 ноября Зеленский, действовавший по доверенности берлинского торгпредства, нанес визит директору парижской судебной полиции Андре Бенуа[151], вручив ему официальное заявление, в котором Савелию Литвинову и его сообщникам инкриминировали подлог и мошенничество[152]. Хотя Членов, сопровождавший Зеленского, подтвердил, что предъявленное обвинение поддерживается полпредством СССР во Франции, действовать без санкции судебных властей полиция не решилась. Поэтому аналогичная жалоба поступила старшине судебных следователей, и в понедельник 5 ноября прокурор санкционировал возбуждение дознания, в котором торгпредство выступало гражданским истцом.

Первые сообщения о скандальном деле, появившиеся в берлинских газетах в пятницу 9 ноября и переданные в Париж информационным агентством «Гавас», напечатали утром в субботу. Только благодаря тому, что Лютц-Блондель не успел просмотреть газеты, полиции, явившейся к нему с обыском 10 ноября, удалось изъять опротестованный вексель на 10 238 фунтов и оригинал доверенности