Филипп Янковский. Только чужой текст. Творческая биография - Наталия Александровна Соколова Страница 10

В астрономии существует термин «звездное скопление». Он прекрасно применим не только к условным Плеядам и Гиадам, но и к тому курсу 1985 года – первому табаковскому набору в стенах Школы-студии МХАТ: вместе с Янковским актерскому мастерству учились Владимир Машков, Евгений Миронов, Ирина Апексимова и Валерий Николаев.

– Я помню, что у меня была проза Сэлинджера, отрывок из «Над пропастью во ржи», – мысленно возвращался Янковский в то памятное лето во время нашего интервью, когда речь зашла о вступительных экзаменах. – Стихи – не помню, какие были. Знаю, что Пушкин, а что – не помню. Басни были разнообразные, особенно неплохо получалась «Осел и соловей», – я в итоге ее читал на конкурсе. А потом наш учитель, царствие небесное и светлая память ему, попросил тех, кто прошел на конкурс, подготовить отрывки. И вот мы с Владимиром Машковым, будущим однокурсником, тогда задружились на лестнице в Школе-студии и создали нетленный, как я считаю, отрывок по пьесе Гоголя «Женитьба»: Подколесин и Кочкарев, он меня «женил»[32].

Дебютной ролью Янковского на сцене МХАТа, если не считать совсем уж учебную массовку, стал один из Вентичелли, вестников слухов и сплетен из «Амадея», знаменитого спектакля Марка Розовского с Олегом Табаковым – Сальери («Все студенты проходили через эту школу актерской игры»). Еще довелось сыграть на мхатовских подмостках маленькую роль Рыбака с веслом в «Ундине» Николая Скорика и поработать в спектакле Александра Марина, шедшем в «Подвале» на Чаплыгина, – «по современной пьесе», название которой по прошествии многих лет стерлось из памяти артиста (по словам самого Марина, которого я однажды огорошила уточняющим вопросом, это были «Любовные люди» Нины Садур).

Со своим учителем Олегом Табаковым и однокурсником Владимиром Машковым, 2011

Зато незабываемой осталась для Янковского «Матросская тишина», она же «Моя большая земля». Дипломный спектакль курса, поставленный Олегом Табаковым в 1988 году – несмотря на то что пьеса Александра Галича, «задержанная» советской цензурой в конце 1950-х, продолжала считаться опальной. Впоследствии эта постановка превратилась в одну из легенд Театра Табакова – правда, уже без Филиппа Янковского, который, в отличие от некоторых однокурсников, отправился по окончании учебы не в «Табакерку», а все-таки во ВГИК.

Однако тогда, в 1988-м, Табаков доверил молодому актеру в «Моей большой земле» одну из двух главных ролей: Янковский первым в истории постановки сыграл скрипача Давида Шварца. Потом, уже в «Табакерке», его эстафету подхватывали Александр Марин, Евгений Миронов, Сергей Безруков – а много лет спустя Павел Табаков и Владислав Миллер.

В центре наивно-патриотической, как писал о ней и сам Галич, пьесы «Матросская тишина» – сложные взаимоотношения между Абрамом Шварцем, всю жизнь подвизавшимся на складе глубоко провинциального Тульчина, и его сыном Давидом. Набедовавшийся Абрам, из наилучших отцовских побуждений, всеми силами старается причинить добро своему отпрыску: еще в конце 1920-х годов, когда сын был совсем ребенком, Шварц нафантазировал для него блистательную карьеру скрипача.

Из-за внутреннего конфликта с отцом Давид в пьесе вырастает эгоистом – вечно сердитым и вечно обиженным на папу. Однако, поступив в московскую консерваторию, и впрямь делает большие успехи в профессии. Вот только отца своего амбициозный юноша теперь смертельно стыдится… Война, переломившая судьбу талантливого музыканта, и смерть родителя, расстрелянного немецкими оккупантами вместе с другими тульчинскими евреями, расставляют в голове Давида все по местам. После долгих лет отчуждения отец и сын получают, по воле демиурга-драматурга Галича, символический шанс на примирение: но происходит оно уже где-то на мистической границе между жизнью и смертью, почти в потусторонней реальности.

Олега Табакова, хранившего у себя пьесу Галича еще со времен зарубленной на корню премьеры «Матросской тишины» в «Современнике», прежде всего интересовали сложные, болезненно эмоциональные отношения между главными героями – и исследование феномена безусловной, всепрощающей родительской любви, пусть далеко не всегда однозначной – бывающей и безжалостной, и слепой. «Еврейский вопрос», из-за которого пьеса три десятилетия «не рекомендовалась» к постановке, равно как и патетический шум сталинской эпохи, отходили для режиссера на второй план.

Ни видеосвидетельств того, каким был Давид в исполнении Филиппа Янковского, ни внятных рецензий на «Мою большую землю» время не сохранило. Но любопытно и показательно уже хотя бы то, что дебютной главной ролью Янковского в театре стал человек, во-первых, признанно талантливый (в будущем, внесценически, – лауреат Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей!). А значит, имеющий определенную творческую власть над внимающей ему толпой. Эта тема – тема власти вообще и творческой власти в частности – впоследствии окажется магистральной в карьере актера. И, во-вторых, после пятилетнего Алеши из «Зеркала», Давид – уже второй персонаж Филиппа Янковского, входящий в контакт со сверхреальностью.

Происходит это в сцене, драматургически слегка напоминающей шекспировский диалог между Гамлетом и Тенью его отца. В вагоне санитарного поезда тяжелораненому Давиду является образ Абрама Шварца, – чтобы рассказать любимому Додику о том, как погиб, и примириться с сыном. Это явление отца – материализовавшаяся из ниоткуда аллегория родительской любви, которая, по Галичу, всегда с нами, даже если родителя уже нет в живых.

С материалистической точки зрения это видение можно объяснить по-разному: болезненный сон, горячечная галлюцинация, психологическая проекция… Но не стоит – как и сцену из «Гамлета». Еще во втором акте Давид в проброс говорит своей невесте Тане: «Ты знаешь – иногда я слышу все. Даже то, что никто не слышит. Ну, например – слышу, как плывут облака, как ты улыбаешься, как Славка думает…» Кажется сначала – присочиняет. А вот и нет. Одаренный музыкант, Давид остро чувствует «тонкий план». То самое, по Тарковскому, «нечто большее, чем есть на самом деле». И именно поэтому герою становится доступна эта мистическая, потусторонняя встреча с отцом. Давид – роль, идеально ложащаяся на психофизику Филиппа Янковского.

Доверенная ему проницательным учителем как большая ответственность, она и вправду стала для актера краеугольным камнем в профессии – о «Матросской тишине» Янковский говорит с огромной любовью:

– Это грандиозные воспоминания. Счастлив, что принимал участие в этом. В отличие от всех остальных, мы учились пять лет – это Олег Павлович нам придумал год практики. А спектакль «Матросская тишина» мы выпустили чуть ли не в середине третьего курса: сначала в аудитории Школы-студии, а в итоге играли его на Малой сцене МХАТа. Студентами мы сыграли его больше ста раз. Это очень много, как вы понимаете: каждый третий день, получается. Мы были