Дым отечества. В поисках привычного времени - Марк Яковлевич Казарновский Страница 10

Про письма я не вспоминал. А вот Ваську благодарил и даже подарил ей какой-то узор на моржовом клыке. Их продавали на Чукотке в большом количестве.

И снова жизнь пошла своим мирным чередом.

Я стал получать письма от сахалинских друзей своих. А в свои приезды в Москву они приходили ко мне, и мы прекрасно проводили время. Включали магнитофон, слушали Окуджаву, Высоцкого. Танцевал я с их женами аргентинское танго. Вспоминали наш патефон.

Я больше ничего не вспоминал. А друзья мои просто и не понимали, что у меня на душе что-то есть. Пили вина грузинские. Пиво.

Мы старели. Меняли страны, благо это стало возможно. Болели.

Я собрался уезжать во Францию, где жили мои родные. Мало уже кого осталось в Москве.

* * *

Ребята пришли на прощальный вечер притихшие. Выпивали понемногу. Рассказывали, что знали о наших сокурсниках. Просили меня перед отъездом зайти к Ваське. Она тяжело больна и давно находится в больнице. Да и вряд ли выйдет.

Я огорчался и обещал обязательно к Ваське зайти. Да так и не зашел. Завертели сборы. То да сё.

И уже в Париже узнал, что Василиса скончалась на следующий день после моего отъезда.

* * *

В Париже я получил посылку. Первую! Из Москвы. Посылки идут и России долго – дней 40. Это была посылка от Васьки. Вернула мне моржовый клык и написала:

«Успехов и здоровья. А счастье – будет».

3.03.2013

Ламблер, Нормандия.

Шесть соток для Ивана[2]

Шесть соток садового участки близ станции Театральная (Белорусская ж/д) – хорошо и предел мечтаний для горожанина эпохи развитого социализма.

А для гражданина, у которого никакой иной недвижимости нет и уж точно не предвидится – шесть соток – это не только хорошо. Это предел счастья.

Иван Львович Кабанов этим предельным, даже запредельным счастьем обладал в полной мере. Так как у него жить было негде совершенно, то отдельная хибарка типа почти сортир на участке садового товарищества была верхом мечты Ивана.

Сотки он получил неожиданно легко. Ведь существует «по жизни» и «у судьбы» правило – ежели не хочешь, не мечтаешь и не бьешься за что либо – так оно само и свалится. А ежели мечтаешь и борешься – это ещё посмотреть.

Иван работал последние предпенсионные годы в стольном граде. Но прописку имел вовсе в Хотькове, у бабки за 10 рублей в месяц, что и платил ей исправно. Бабка была довольна. И Иван – тоже. Ивана долгие годы наши славные органы, нет, не преследовали. Но и жить не давали.

Поэтому-то обитал он, не имеющий жилья никогда никакого, в котельной на Верхней Красносельской. Ему никто не мешал и в свои «сутки через двое» он аккуратно выполнял необходимые действия в котельной, уже давно перешедшей на газ. В закутке и спал. Конечно, не раздеваясь. Уже привык за кочевую свою жизнь раздеваться на ночь считанные разы.

Вот ему неожиданно и предложил начальник ЖЭК’а, к которой котельная и была приписана, участок. Мол, ты, Иван, без жилья. Вот тебе и шанс. Бери участок, строй виллу (так и сказал – «виллу») и обитай на пенсии. И меня вспоминай.

Иван на самом деле вспоминал. Ибо обладал свойством, у племени homo sapiens редким – благодарностью. Да и сам участок стоил сущие копейки, раз, да и начальству – три бутылки белого – два. Вот и все. Стал обладателем. За что другие бедолаги – горожане годами бились. В очереди стояли. Боролись в парткомах, профкомах и ещё не пойми как, чем и каким способом – лишь бы получить эти жалкие сотки.

Иван после получения довольно быстро ушел на пенсию. И начал на своей земле жить. И удивляться. Было чему.

Ему в жизни не то, чтобы не везло. Просто всегда появлялась какая-то преграда, которая не давала ничего. Двигаться вперед. Получать то, что другие.

Теперь он бродил по своим шести соткам. Годы уже подошли такие, что тянуло на воспоминания. Хотя их, этих воспоминаний, было не густо. Да и что было-то?

Детский дом в Пензе. Вначале его мальчишки побили. Он испугался. Долго плакал. Хотя били много, но не особенно больно. Всем-то – по 6, 7–9 лет. На следующий день его опять побили. Легонько. Он снова испугался. А ночью неожиданно для себя решил – чтоб не били, нужно, во-первых, не бояться. Пусть бьют – не бояться и все. И, во-вторых, надо стать сильным. Поэтому ещё через несколько дней, когда мальчишки снова на предобеденной прогулке к нему подступились, он достал из кармана камень и стал на «врагов» своих смотреть.

Вот, оказывается, как просто. Больше к нему не приставали. А вскоре все стали взрослеть и появились иные заботы.

Правда, одна забота доставала Ивана, как и других и денно и нощно.

Голодно было. Есть хотелось. Составлялись ударные группы – воровать на рынке. Или у теток сумки рвать. Или у столовок крутиться – обычно сердобольная уборщица нет-нет, а кости с мясом да передаст. Кости тут же летели в детдомовскую столовку и для многих этот отвар мясной был сущим спасением. Ещё бы – шел голодный 1946 год. И другие за ним, не менее голодные.

Воспоминания мелькали. Да не особенно тревожили душу и сердце Ивана.

Работа всегда была тяжелая. Или трелевать. Или земляные работы. Или лес валить.

После детдома пошел Иван, вернее, послали, в профтехучилище (ПТУ). Окончил и стал хорошим мастером по наладке станков. Его хвалили. Иван же радовался. Ибо впереди высвечивался большой завод с ребятами и девчатами, теплый цех, неплохая зарплата и премиальные. А там и комнату могут дать. Дальше мечты не шли. И правильно. Потому как вызвали его неожиданно в дирекцию, куда работяг вообще не вызывали. И какой-то дядька, в глаза не глядя, сообщил, что мест наладчиков нет совершенно нигде. Поэтому вот распределение на земляные работы по укреплению железнодорожной насыпи.

Иван было хотел возмутиться, не такой уж он был и тихий, но тут на него как гаркнули несколько здоровых до крайности мужиков. Он и замолчал.

Кормил несколько лет комаров на земляных. Руки от лопаты и тачки совсем такие сделались, что он однажды даже заплакал. Потому что уж теперь наладчиком станков никак не сможет работать.

Но пришла армия. Иван в неё с радостью. Школа жизни у него уже была хорошая, поэтому медкомиссии в военкомате