Парацельс. Гений или шарлатан? - Александр Бениаминович Томчин Страница 10

– Да, неграмотных много. Их гораздо больше, чем грамотных.

– Теофраст, а кто тебе ближе – католики или сторонники Лютера?

– Я не присоединяюсь ни к тем, ни к другим. И за это все меня ругают. Я остаюсь католиком, ваше преосвященство.

Это была правда. Многие из друзей Теофраста были протестантами, но он формально оставался католиком.

– А как ты относишься к Лютеру? – полюбопытствовал аббат.

– Я в марте послал ему письмо о том, как толковать первые пять глав Евангелия от Матфея. Ответа пока нет. Он призвал к обновлению церкви и проявил редкую смелость.

Теофраст был кое в чем не согласен с Лютером, но не хотел расстраивать больного.

– Если позволите, ваше преосвященство, я скажу, что у каждого есть свое дело. Лютер занимается обновлением церкви. Мое же дело – обновление медицины.

– Я дружу с Лютером, хотя служу католической церкви, – заметил аббат. – Я еще девять лет назад в проповедях в Нюрнберге осудил продажу индульгенций. Но когда Мартин сжег папскую буллу, кардинал потребовал, чтобы я признал главенство папы. Пришлось уступить. Я приглашал Мартина переехать ко мне в Зальцбург, но он остался в Виттенберге. Я надеюсь, что католики и реформаты в конце концов найдут общий язык.

Через несколько месяцев в Зальцбурге начались народные волнения, Штаупица это беспокоило. Он обратился к Теофрасту:

– Говорят, ты работаешь сейчас над новым сочинением?

– Да, «О Святой Деве Марии и Богородице». Я пишу об отношениях людей, о роли женщины в обществе…

Упомянув Деву Марию, Теофраст тотчас же, как было принято, перекрестился. Этому сочинению суждено было стать его первой опубликованной работой.

– О, Святая Дева – очень важная тема! Мария – наша вечная заступница на небесах, прощающая наши грехи. Нельзя допускать смуты, заговоры и мятежи, ибо власти установлены от Бога. Меня пугают бесчинства черни. Они врываются в церкви, разрушают иконы и статуи святых и даже разбили фигуру Девы Марии. Какое варварство! – возмутился аббат.

В Зальцбурге чувствовалось приближение бури. Недавно Теофраст выехал в окрестности города на вызов к больному. По дороге ему встретилась толпа крестьян, которые бежали куда-то, вооружившись вилами. Ему довелось быть и свидетелем пожара: из ненависти к богачу жители деревни подожгли его дом. В горах крестьяне и шахтеры о чем-то сговаривались. Кардинал выудил из страны еще 30 тысяч гульденов, обложив ее дополнительным налогом. Горожане возмущались. Ланг готовился перевоспитать «смутьянов» – он нанял 500 чужеземных солдат и приказал обеспечить две главные крепости пушками, пулями и порохом.

– Да, ваше преосвященство, вандализм, в самом деле, отвратителен, – согласился Теофраст.

В поклонении иконам и статуям ему виделось что-то языческое, но их разрушение выглядело еще хуже. Убрать из церквей лишнюю роскошь? В этом есть резон, но иконы-то тут при чем?

Разговор не удалось продолжить. 28 декабря аббат скончался от апоплексического удара. Теофраста в Зальцбурге в это время не было: он уезжал на Рождество к отцу в Филлах. Аббат не разделял взглядов Теофраста, но его смерть была для врача тяжелой потерей.

* * *

Одной из пациенток Теофраста стала сестра столяра Лукаса, уважаемого в своем цехе. Лукас познакомился с доктором и доверял ему. Он пригласил Теофраста в свою компанию на вечеринку. Около дюжины гостей собрались в доме одного из друзей Лукаса на окраине города. Дом стоял на отшибе – лишних ушей можно было не бояться. За столом стали обсуждать нравы священников:

– Говорят, что в Риме высшие духовники держат свои публичные дома. До чего дошло! В окружении кардиналов жулики, сутенеры и проститутки! Банкиры, ростовщики – их друзья!

– Неужели! А как же папа их терпит?

– А ты думаешь, папа – святой? Очень просто: падшие женщины им прибыль дают.

– Ха-ха! Наверху у всех рыльце в пуху! В Риме высокими должностями торгуют!

– Недаром говорят: черт попу карман набивает.

– За деньги они отца родного продадут! За деньги и грехи отпускают! Ловко: у кого больше денег, тот и на том свете будет в раю!

– Раньше нас успокаивали: терпите все на земле – будет вам блаженство на небесах. А теперь, выходит, нам и это не по карману?!

Приятели Лукаса пили, оживленно беседовали, вместе пели. Теофрасту запомнилась одна из песен:

Ложь и злоба миром правит.

Совесть душат, правду травят,

Мертв закон, убита честь,

Непотребных дел не счесть.

Заперты, закрыты двери

Доброте, любви и вере.

Мудрость учит в наши дни:

Укради и обмани!

Это собрались вальденсы. Они придерживались идеалов раннего христианства, чистоты нравов и помогали друг другу. Их преследовали, но не могли истребить.

– Не беспокойся, Теофраст. Тут все люди надежные. Мы не отделяемся от католической церкви, – объяснил Теофрасту Лукас. – Но миряне должны иметь право свободно читать Библию и проповедовать. А ты как думаешь?

– Меня многое возмущает. Надо покончить с продажей отпущения грехов и торговлей должностями. Церковь должна повернуться к простым людям, отказаться от светских привилегий, от десятины, от поборов. Увы, кое-кто из наших священников служит не Богу, а золотому тельцу. Это ли истинная вера?

– Теофраст, назревает бунт. Люди должны быть братьями – разве можно брать в руки оружие?

– Не дай Бог, чтобы дело дошло до этого! Война – преступление, – ответил доктор. – Уж мы-то, врачи, первыми видим, как война калечит людей. Бьешься с больным, вытаскиваешь его с того света – и вдруг он погибает. Все твои усилия вмиг пропадают. Но вроде все идет к войне. Правители доводят народ до нищеты и отчаяния.

– Но помнишь ли ты слова апостола Павла из Послания к римлянам: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Противящийся власти противится Божию установлению»?

– Да, помню. На эти слова правители и их челядь любит ссылаться. Но Павел считал, что всякая власть – под Богом, всякий начальник есть Божий слуга. Богу угодно, чтобы в мире были справедливость и любовь. Ежели власть творит зло и не исполняет заповеди Божьи, она должна пенять на себя.

* * *

Удалось бы Теофрасту спасти аббата, если бы он оставался в городе? Может быть и нет – кто знает? Ему нередко удавалось вылечить больного, когда другие врачи не могли этого сделать. А разве это не колдовство? Об этом начинали шептаться, и слухи были опасны. Еще опаснее было работать у печи с ретортами и колбами – алхимик мог прослыть колдуном. Все непонятное внушало окружающим страх. Даже юристы и богословы полагали, что особым знаниям