Петр Гулак-Артемовский - Игорь Анатольевич Коляда Страница 10

питомцам, завязывал дружбу с местными жителями и всячески способствовал установлению добрых отношений между университетом и обществом. Свободный от любых предрассудков, без сословного высокомерия, он был далек и от религиозного фанатизма: вельможа и католик, он посещал дома сельских учителей и был готов вступиться за лиц православного духовенства, которые внесли хотя бы толику в дело народного образования. «Если бы идеалы были возможны в настоящей жизни, – заканчивает Н. И. Сухомлинов характеристику Потоцкого, – его следовало бы назвать идеалом заботы, как это звание понималось первым уставом российских университетов. Забота Потоцкого об университете выражалась именно в тех формах, которые единственные, не ограничивая и не подавляя университет, способствуют его развитию и процветанию. Не вмешиваясь в любые действия администрации, не нарушая автономии, без которой университетская жизнь подобна телу без души, Потоцкий был достойным лидером университета, открывая перед ним пути развития научной деятельности, также он был действительным его представителем в Главном управлении училищ».

В 1817 году Гулак-Артемовский приехал в Харьков и поступил на словесный факультет Харьковского университета как вольнослушатель.

В середине 1818 года П. Гулак-Артемовский подает в совет Харьковского университета, а также его попечителям «прошение» с обоснованием введения в учебную программу курса польского языка. И в декабре того же года по распоряжению министра народного и духовного образования на словесном факультете открылась «кафедра польского языка», лектором которой был назначен П. Гулак-Артемовский. Посещать занятия могли все желающие.

В день открытия этой кафедры П. Гулак-Артемовский выступил с большой приветственной речью, в которой изложил обширную программу планируемых занятий, которая охватывала польский язык, литературу и польскую национальную культуру в целом. Делая обзор истории культуры польского народа с древнейших времен до XIX века, высоко превознося деятельность таких выдающихся представителей, как Н. Коперник, Я. Длугош, К. Яницкий, Л. Гурницкая, Я. и П. Кохановские, А. Нарушевич, С. Трембецкий, И. Красицкий, В. Немцевич и многие другие, П. Гулак-Артемовский вдохновенно говорил о развитии польского языка – это «язык живой, язык богатый, сильный, обработанный, усовершенствованный толикими веками, и что важнее всего – язык единобратний, умевший воспользоваться всеми сокровищами древней учености и нашего собственного языка и в благодарную замену сему отверзающий богатства свои нашему». Все это, продолжает писатель, обращаясь к своим слушателям, «нас побуждает к посвящению себя сей полезной части знаний: и близкое соседство, и взаимные связи, и политические отношения, и отправление государственных и гражданских должностей в крае, пользующемся своими законами, преимуществами, обычаями и своим языком».

Завершая свое выступление, П. Гулак-Артемовский еще раз подчеркивает, что он не будет ограничиваться преподаванием исключительно польского языка в узком понимании. Всегда имея в виду «пользу отечественной нашей литературе, которой польский язык с прочими единобратними может содействовать более, нежели какой-либо иностранный, мы, – отмечает П. Гулак-Артемовский, – не выпустим из виду аналогии и прочих славянских наречий, обращаясь при всяком случае к главному и освященному веками источнику, к языку славянскому».

Молодой преподаватель заботился об учебно-методическом обеспечении преподавания польского языка. В частности, он взял на себя заботу о приобретении необходимых учебников. Так, в письме к Доленге-Ходаковскому он пишет как об успехах своих воспитанников, так и об их учебных потребностях: «…С сожалением должен признаться Вам, милостивый государь, что, несмотря на все мои старания по распространению польского языка в Харьковской округе, несмотря на искреннее воодушевление, с которым молодежь здешнего университета отдается польской литературе, не хватает нам существенных вещей, то есть книг польских, которых мы не можем получить ни из Вильно, ни из Варшавы, так как совсем не знаем их цены, следовательно, все, что есть по части польских книг в университетской библиотеке, это только произведения Красицкого, Нарушевича, Карпинского, Княжнина и некоторые периодические издания, которые я выписал преимущественно из Вильно и из Варшавы за свой счет.

Однако же мы не оставляем надежды найти путь, который помог бы достичь поставленной перед нами цели; постоянно питаем наше желание учиться польскому языку, восхищаемся им до такой степени, что только в течение одного года студенты университета перевели в стихах и в прозе около восьмидесяти отрывков из разных польских авторов; и значительная часть этих переводов появилась в российских журналах; кроме многих других, нами переведены произведения Красицкого, Нарушевича, Карпинского, Яна Снядецкого, К. Швейковского, графа А. Потоцкого и других. Умоляю Вас, милостивый государь, простить мне то, что я так подробно об этом пишу: я совсем бы об этом не напоминал, если бы не был уверен в Вашей привязанности к родной литературе, которая отмечена столь значительными талантами. Что касается меня лично, то скажу лишь одно: никогда я не перестану гордиться тем, что, будучи русским, а не поляком, я чуть ли не первым поставил себе целью познакомить в российском университете своих соплеменников с красотой и богатством польского языка.

С глубоким уважением остаюсь покорнейшим слугой многоуважаемого господина и благодетеля – Петр Артемовский-Гулак, лектор польского языка в Харьковском университете. 22 декабря 1819 года, Харьков».

Свои занятия он стремился проводить согласно этой программе. Так, слушатели его курса делали переводы из польских классиков и сами писали на языке братского славянского народа. Часть переводов читалась на университетских собраниях, а некоторые из них выходили в свет на страницах периодической печати. Вряд ли этот курс, задуманный столь широко, мог бы быть реализован в полной мере: для этого в первую очередь самому лектору не хватало необходимой филологической подготовки: вся «ученость» его в данном случае основывалась на широком использовании материала шеститомного лексикона С. Б. Линде.

Официальные документы университетского архива свидетельствуют не столь торжественно и многословно, но, похоже, более достоверно, что Гулак-Артемовский «читал курс польской грамматики и переводил польских писателей», или в другом месте: «…преподавал лучших писателей польских» дважды в неделю. Особенно импонировало П. Гулаку-Артемовскому творчество польского просветителя Игнация Красицкого (1735–1801), сюжеты басен которого стали основой многих произведений украинского баснописца. Он глубоко воспринимал концепцию публицистически-философских статей И. Красицкого «Критика», «Нечто для сочинителя», «О письмах». Публикуя речь Ф. Дмоховского об И. Красицком в «Русском вестнике» в собственном переводе, Гулак-Артемовский писал: «Никогда слава Красицкого не была так непоколебимо утверждена, как с тех самых пор, когда его прославил Дмоховский, и ничье перо не было бы достойно написать приговор тому, кто сам считал бы это славой для себя – услышать оный из уст единственно только Дмоховского».

Хотя служебные и частично научные интересы вскоре увели Гулака-Артемовского далеко в сторону от углубленных занятий польским языком и литературой, он продолжал преподавать их до начала 1831 года, когда изучение польской словесности в Харьковском университете было прекращено из-за польского восстания. Почти одновременно с преподаванием польского языка в университете Гулак-Артемовский начал преподавать французский язык в Харьковском институте благородных девиц.

Лекторская