Ключ-стражи (СИ) - Анастасия Шакирова Страница 85

Закрывай глаза, закрывай глаза.

Голос, кстати, был приятный – мягкий мужской баритон. Подойти, спросить, где я оказалась? Я направилась на звук. Не приняли бы за воришку, Рея сохрани; впрочем, что мне терять-то. Серебристый ключ, который все еще сжимала в кулаке – аккуратно положила в карман, не удержалась и погладила ткань снаружи. В виде ключа он вполне ничего, красивый; с некоторыми людьми проще иметь дело, когда они совсем не люди, честное слово. Но все-таки, что это за странная песенка?

Нынче это модно: гляди, читай,

В книгах выживает один из ста,

На могилы сотни придет один,

Ты остался жив? так вставай, иди.

Надо тронуть тех, кто возьмет-прочтет,

Чтоб напомнить им: мол, судьба не мед,

Не корица с сахаром – горький чай,

Спите крепче, глупые, по ночам.

В общем, это правильно, думать так:

В жизни остается один из ста,

Мы теряем тех, кто стоял вокруг,

Кто хранил тебя, не пуская рук.

Сказка замирает – опасный край,

Кто здесь ошибется? Кто будет прав?

Как обрывки нитей узлом связать?

Закрывай глаза, закрывай глаза.

На последнем «закрывай глаза» я обогнула очередной шкаф, оказавшийся очень длинным, и увидела наконец поющего. Он стоял спиной ко мне, просматривая что-то в толстом томе, заложенном кучей листочков. Мягкие сапоги, походные штаны, накидка-плед, пояс из шкуры яка, с множеством пришитых сумочек – так одевались в королевстве путешественники средней руки, от купцов до наших профессоров, которым вдруг припадала необходимость съездить в столицу. Коротко подстриженные по моде Пристани светлые, как у меня, волосы.

– Извините, – робко начала я. Осеклась, потому что певец сам повернулся ко мне, оборвав песенку. И у меня перехватило дыхание – резко, как будто меня за горло подняли и приложили спиной об этот самый длинный шкаф, хотя вроде бы лицезрение вполне приятного человека не должно бы вызывать такой реакции.

Он не был злым колдуном из сказки – ни выступающих скул, ни черной бородки, ни хищных бровей; с ролью злого колдуна на сцене бродячего театра гораздо лучше справился бы Зелль или даже Вильям. Он вообще не выглядел злым. Спокойный, почти учительский, взгляд, узкое неприметное лицо из толпы: таких людей приходится запоминать по отдельным приметам (шрамы, родинки, одежда), чтобы распознать потом, например, в очереди за пирожками, если отошел на минуту. У этого был небольшой шрам на левой щеке – ничуть его не портил. Правда, глаза забыть было невозможно: не потому, что они сверкали каким-нибудь неземным пламенем или светились в полумраке, нет. Просто один глаз был карий, другой – зеленый. Возраст – навскидку чуть старше Ланса.

Я попятилась, наткнувшись на стул и едва не перевернув его. Да что же со мной такое?

– Здравствуй, Маннэке, – будничным тоном произнес человек; так приветствуют старых знакомых на улице.

А можно он окажется... ну, допустим, королем? Можно из соседнего королевства, портрет нашего я знаю, он на всех монетках вычеканен... Или канцлером Государства Ори, или бандитом оттуда же, или самим магистром Тонгейром, виртуозом векторной рунологии... стоп, он, кажется, уже умер. Ну пускай умер. Это не самое страшное, что может случиться с человеком.

Мне наконец удалось справиться с собственными дрожащими коленками. Простейшим способом, самым легким из придуманных: я разозлилась. До каких пор это, будет, наконец, продолжаться? У меня что, вся последующая жизнь теперь будет представлять прыжки по случайным местам? Из-за этих дурацких ключей, дурацких дверей и трижды дурацкого Хаоса? Да гоблина с два! С три! С сотню!

Поэтому я возмущенно потребовала охрипшим, но вполне боевым голосом:

– Только не говорите, что вы – Ворон! Это будет уже перебор!

– Хорошо, не буду, – покладисто согласился человек. Бережно положил книгу, которую листал, на стол. – Тем более, что это не мое имя.

– Правда?