Ключ-стражи (СИ) - Анастасия Шакирова Страница 73

Только ветер стих вдруг, ножом обрублен, и сгустился сумрак, как на болоте. Занемели руки, засохли губы... А по небу Дикая шла Охота.

Говорят, охотничий рог играет — и стоишь примерзшей к земле колодой. Говорят, что чудища мчались в стае — сентипеды, циклопы, антиподы. Говорят, что были и просто кони — только каждый всадник ужасен ликом...

И один загонщик спустился к Джонни (тот ни жив, ни мертв, и почти заика). И о чем-то все говорил, смеялся, голос был — как горы, как град, как голод. Подхлестнул коня и во тьму умчался, закричали птицы ему вдогонку. Джон, шатаясь, встал, да и прочь поплелся, от деревни, дальше к лесным тропинкам. На пеньках в тот год развернулись кольца, у ручья в бору покраснела глина.

Да, каким бы ни был ты, паря, гордым, для девиц красавцем, в пути свободным — догони свой страх и схвати за горло, погляди в глаза его цвета меда. Удержи... не сможешь? Трясутся руки? Страх смеется, жаркую пасть разинув? Не возьмут его ни мечи, ни луки, не подкупят яства, монеты, вина. Будь купцом, солдатом, бродягой, вором, на душе — не важно, беда, тоска ли, — догони свой страх и возьми на сворку, и пойди с ним рядом, не отпуская. Дорога дорога, тропа спокойна, долог путь до Дублина в непогоду.

Все про Джона думали — он покойник. А гляди ж, вернулся, спустя три года. Не признали Джонни: совсем не бледный, стал открытым взгляд, не дрожит всем телом. Черный пес идет у его коленей, черный пес с глазами — луны желтее.

Кто боится злого ночного стука, кто боится Духа-во-Тьме-Скитальца. Страх нельзя убить; но протянешь руку — иглы жесткой шерсти уколют пальцы. Я боюсь тебя (зря смеешься — правда); я боюсь подъема, толпы и боли. Ты боишься смерти и слова «завтра»; ужас мой — со мною, твой страх — с тобою. Протяни ладонь, здесь не важно, кто ты, только взгляд янтарный, протяжный, долгий.

В эту осень снова придет Охота, вороной без всадника встанет в поле. Джон верхом усядется, свистнет тихо, черный пес рванется в тумане сером.

Вот, гляди, промчался, как будто вихрь.

А на сворке — страх.

Прирученный.Верный.

Не знаю, что меня разбудило. Может быть, занимавшийся рассвет. Стало заметно светлее, я смогла разглядеть, что песок подо мной – не обычный, желтоватый, а странного пурпурного оттенка. Ветер стих, вода мягко облизывала узкую полоску пляжа.

Не море и не озеро — река. Неширокая, на том берегу темнел лес. А обрыв, к которому я прислонялась спиной, был не таким уж и высоким, три моих роста, не больше.

Сон. Опять странный сон. Кто я такая, дурацкая избранная из дурацкой легенды «пойди туда, не знаю куда, принеси воды в умирающую деревню»? Г-гоблин, точно — вода! Как же пить хочется!

Кое-как напившись из ладоней, я запрокинула голову в надежде все-таки рассмотреть звезды – но они уже померкли в свете начинавшегося дня. Впрочем, одну я успела разглядеть. Тайхо-Ри, крохотная звездочка, появляющаяся перед самым рассветом в противоположной выкатывающемуся солнцу части неба. Нам говорили, что Тайхо-Ри учитывается в любом гадании и предсказании по небесным телам; ее имя означает «надежда на». На что? На что-то разное, для каждой ситуации – свое. Может быть, это просто придуманное давным-давно суеверие, чтобы астрономы и астрологи, глядя ввысь и видя в расположении звезд что-то вроде «скоро придет конец всему миру, ха-ха!» не теряли веры в лучшее и не отчаивались. Хотя такая легенда скорее не для астрономов, а для простого народа. Народу нужно надеяться, хоть на что-то.

Но почему-то от вида этой неяркой звезды мне стало легче.

А может быть, от уже забывающегося сна?