О Родине - Василий Михайлович Песков Страница 7

Всю ночь на северной оконечности австралийского материка шел дождь. Всю ночь я провел в полусне, стараясь не упустить нитку щемящих душу воспоминаний. Гром… У нас он, пожалуй, такой же. Вот точно такой удар одновременно со вспышкой света расколол однажды возле моей ноги небольшой камень. Было это в июне на Бородинском поле. Мы с другом, потрясенные, глядели на две половинки разбитого валуна, от которых шел дым. В тот день был ливень, отдаленно напоминавший этот вот, австралийский. Но сколько дождей, разных и непохожих, видел я там, у себя дома! У тех дождей даже названия есть: «проливной», «грибной», «обложной», «долгий осенний», зимний, от которого снег покрывается сверкающей коркой и на деревьях остаются ледяные прозрачные бусы… Град. Иней. Туманы и росы. Облака прозрачные, как тонкая пряжа, и тяжелые, как свинец. Изморозь, белой солью лежащая по утрам на траве. Зимний узор на окнах. Таких удивительных состояний воды в природе не знает северный австралийский берег. Человеку, тут выросшему, неизвестно, что где-то есть июль с васильками, ромашками и желтизною хлебов. И что июль незаметно, совсем незаметно сменяется тихим задумчивым августом, когда все в природе вдруг умолкает, когда подсолнухи низко склоняют отяжелевшие головы и в садах фонарями светятся спелые яблоки, когда скворцы и ласточки собираются в стаи, а на березах появляется едва заметная желтая проседь. Все улеглось в природе. Родилось, окрепло потомство у птиц и зверей. Созрели хлеба и семена трав. Уже нет бурных дней с грозами, с ветром и проливными дождями. Золотистая дымка стелется над землей.

В Подмосковье есть у меня заветное место – лесная поляна вдали от дорог и тропинок. Я так и зову это место – «моя поляна». И уверен: никто лучше, чем я, не знает этого уголка на земле, заросшего по краям болиголовом, таволгой, ежевикой, а посередине просторного, солнечного, с хороводом ромашек и фиолетовых колокольчиков. Зимой поляна всегда истоптана зайцами и мышами. На молодом клене, вобрав голову в перья, морозными днями любят сидеть снегири. На ольховом кобле, возле ручья, весною почти всегда видишь сонного ужака и слышишь, как стонут весной над ручьем, трутся друг о друга сухая осина и наклоненная к ней береза.

Но особенно хороша на поляне ранняя осень. На рябину прилетают кормиться дрозды. В сухих листьях под ежевикой шуршат живущие тут ежи, и самое главное – осенью к этому месту приходят лоси. Я не сразу мог догадаться, почему под вечер почти всегда вижу тут двух-трех лосей. Но однажды все объяснилось: лоси приходили пожевать яблок. Одним боком поляна упирается в заполоненный рыжими бурьянами брошенный сад. Неизвестно кем и когда посаженный сад всеми забыт. Деревья в нем засохли и выродились. Плоды дают только растущие от корней дикие ветки. Охотников до нестерпимо кислых и мелких яблочек в лесу, кажется, не было. Но однажды, присев под вечер на краю сада, я услышал, как яблоки аппетитно хрустели на чьих-то зубах. Я приподнялся и увидел лосей. Один из лосей задирал голову и мягкой губой захватывал яблоки. Другой собирал яблоки, лежавшие на земле. Он подогнул передние высокие ноги и стал на колени… Такие картины память наша хранит как лекарство на случай душевной усталости. Сколько раз после трудного дня я приходил в себя и, успокоенный, засыпал, стоило только закрыть глаза и вспомнить рябины со снующими в них дроздами, желтые бурьяны, запах грибов и двух лосей, жующих кислые яблоки…

Из городка Дарвина мы улетали утром, когда солнце только-только взялось за свой каждодневный труд по накоплению в небе воды. Мелькнул в круглом окошке желтоватый край чужого неуютного берега, и четыре сильных мотора понесли нас на север…

– Саша, подтверди, пожалуйста, что Земля – это шар, – попросил я, заглянув в закуток штурмана.

– Подтверждаю, – сказал штурман, не отрывая глаз от счетной линейки.

– А теперь скажи, Саша, какой наклон имеет земная ось? И не придет ли кому-нибудь в голову поставить ее попрямее?..

– Слева по курсу через сорок минут покажется остров Суматра, потом будет Индия, через три дня будем дома, – понимающе подмигнул штурман.

Возвращение домой – очень хорошая часть в любом путешествии. Я сел подремать в кресле с приятной мыслью о волшебном наклоне оси, из-за которого есть на земле сенокосы и листопады, разливы рек, первый снег и первые ландыши. Из-за которого есть на земле волшебная Средняя полоса.

Соседи на планете

Число животных на земле велико – всех описать невозможно, хотя Брем такую задачу перед собой ставил. В нашем «Окне» представлены те, кто либо часто попадается на глаза, либо, наоборот, редок или обладает какими-нибудь особыми качествами. Все они на планете – наши соседи.

Крошки и великаны

Холст Жизни велик, и есть на нем крайности. Есть существа, которых просто так не увидишь, – нужен микроскоп. Есть великаны, поражающие воображение, – синий кит, например: длина – тридцать пять метров, вес – сто пятьдесят тонн. Это соответствует весу пятидесяти слонов, а известно: слоны – самые крупные из сухопутных животных. На суше кит был бы раздавлен собственным весом.

Самых маленьких – всяких там водяных «бокоёрзиков» и синих китов мало кто из нас видел – в классификации животных стоят они друг от друга далеко-далеко.

Присматриваясь к тем, кто как бы родня друг другу, мы видим: в размерах природа действовала «по здравому смыслу» – можешь жить великаном – живи, но и маленьким есть место под солнцем. Самая маленькая из знакомых нам птиц – меньше только колибри. Яичко у рекордсмена по малости – с горошину, гнездо – с половинку грецкого ореха. Представим колибри рядом со страусом (самая большая из ныне живущих птиц). Колибри – пылинка, разве что по сказочному сиянию оперенья ее заметишь.

Возьмем паучков. Их на Земле обретается пятнадцать тысяч видов. Иные так малы, что кажется маковое зернышко путешествует осенью на паутинке. Летит на сколько-нибудь метров (а то и километров) от места рождения – так расселяется. А года три назад зашел к нам в редакцию чудаковатый американец – путешествуя по миру, он возит в банке паука-птицееда. Ко мне на стол американец выпустил своего любимца, дал ему какое-то лакомство, и птицеед полез в свою баночку из-под кофе. В природе мохнатое это чудовище действительно иногда нападает на маленьких птиц, ловит некрупных лягушек, мышей, ящериц, насекомых. В делах охоты птицеед – «классик», пользуется