Наследник богов - Нира Страусс Страница 23

И вся кожа у него, от высокого лба до костлявых пальцев ног, была синяя.

Он смотрел прямо на Найлу, и ей оставалось только изумленно уставиться на него в ответ. На вытянутом лице выделялись острые скулы. Синие глаза сияли (прямо как у Геба), концы темных волос (мокрых, как после душа) липли к плечам, не обтянутым, кажется, ничем кроме тонкой кожи. Да и в остальном он был весь костистый и мосластый – выпирающие ребра, торчащие суставы, длинные ноги.

Однако выглядел он, при всей этой нездоровой худобе, довольно привлекательно. Что-то было такое в изгибе его чернильных губ. Из одежды на нем красовался лишь коричневый шендит, болтавшийся на его худосочных бедрах и грозивший от неосторожного вздоха соскользнуть еще ниже, открывая непредназначенное взгляду.

Посмотрев на Найлу в упор еще пару секунд, тощий перевел взгляд на Геба:

– Вот уж не думал, Великий Гоготун, что ты меня полощешь по всем углам, пока я не слышу.

– Хапи! – воскликнул Геб с улыбкой.

«Этот, получается, тоже бог», – сообразила Найла, моргая.

Когда боги обнялись и принялись совсем по-человечески (и по-мужски) хлопать друг друга по спине, она заметила еще кое-что: там, где ступал синекожий, по полу разливалась вода.

Хапи…

Ну конечно! Это же Хапи, бог нильских разливов. Один из тех божеств, что больше всего нравились ей в детстве: его всегда изображали одновременно и с бородкой, и с женской грудью. Хотя сейчас, если на то пошло, у него не наблюдалось ни того ни другого. И вообще, от него мало что осталось. Как будто его истощила долгая болезнь.

– Познакомься, прекрасная, это Хапи, именуемый также Повелителем рыб и птиц болотных. – Геб кивнул на Хапи, не уступающего ему в росте. – Может, это мы тебя призвали, сами того не ведая, дружище? Я рассказывал о силах, которые повелевают рекой, и вдруг…

– Если бы! Нет, вы ни при чем. Ко мне… У меня кое-что случилось, поэтому пришлось покинуть гемиспеос и пойти разбираться. Но пока я тут прощупывал почву, до меня дошли слухи, что по Каиру разгуливает наследник богов.

Геб, посерьезнев, внимательно посмотрел на Хапи:

– Что же произошло, друг мой?

Хапи глубоко и протяжно вздохнул. Потом несколько раз поворошил пальцами влажную шевелюру и беспокойно покосился на Найлу:

– Эта смертная – жрица?

Ответы прозвучали одновременно:

– Нет!

– Вроде того…

Если Хапи и удивился противоречию, то вида не подал, только уточнил:

– Ей можно доверять?

Найла уже собралась ответить, ведь вопрос явно адресовался ей, хотя синекожий бог на нее и не смотрел. Но Геб ее опередил, с жаром и без тени сомнения закивав головой:

– Как мне самому.

У Найлы перехватило дыхание. Если не принимать в расчет нетривиальные узы, связывающие ее с Гебом, и мистические – даже почти фантастические – обстоятельства их встречи, они пока друг для друга не более чем случайные знакомцы. Он, может, и бог, но это еще не повод отдавать за него руку на отсечение. Да, она успела заметить в нем много хорошего, но пока недостаточно, и наблюдала за ним слишком недолго, чтобы в обратной ситуации поручиться за него так же безоговорочно.

Хапи же уверенность Геба, судя по всему, убедила.

– Тебе, чувак, я готов доверить даже собственное бессмертие, так что, будем надеяться, мои причиндалы не пострадают… – Он сглотнул и на несколько секунд зажмурился. – Так вот, несколько часов назад из гемиспеоса исчезла лягушачья хеху, и одна из моих богинь-лягушек мертва.

Найла мысленно перелистала свой древнеегипетский словарь, выискивая в нем хеху. «Гемиспеос» она помнила – это полупещера, иногда служившая храмом, что более чем логично, ведь, по преданиям, Хапи как раз обитает в пещере неподалеку от нильских порогов.

Но хеху…

Геб выругался, и Найла едва не подпрыгнула от неожиданности. До сих пор с его губ слетали исключительно вежливые и правильные слова.

– То есть ты входишь в число избранных Ра богов-хранителей?

– Да. Я перебрал миллион объяснений, расспросил остальных моих богинь-лягушек и все равно не представляю, кто дерзнул осквернить мое пристанище, кто знал, что я там скрываюсь, и как ему удалось совершить это тайком от меня, – продолжал Хапи. – Теперь вот исчезло солнце, над Нилом роятся пчелы, от которых я едва не оглох, и к этому всему еще твое появление. Вывод: творится что-то непотребное, и мне очень не понравится, если мне испоганят ахет.

– Да, я явился не просто так, – признал Геб. – И твоя история тоже не обнадеживает. Собственно, вестей дурнее я пока не слышал.

После этих слов в ванной воцарилась напряженная тишина, которая длилась довольно долго. По крайней мере до тех пор, пока ее не прервал странный рокот, заставивший Найлу и Геба, удивленно захлопав глазами, обернуться к Хапи. Тот прикрыл живот руками и улыбнулся.

– Кстати, о щедрости. Тебе не кажется, что необходимость изнывать от голода все время ахета – довольно щедрая жертва со стороны бога во благо его смертных подопечных?

* * *

Геб был счастлив встрече с Хапи. Давным-давно, задолго до того, как он согласился сторожить врата Дуата, они столько времени проводили вместе, что в некоторых краях их даже путали и считали одним и тем же божеством. Примерно так же, как вышло с Амоном и Ра, которым какое-то время поклонялись как единому богу Амону-Ра. Недолговечные смертные сплошь и рядом норовили объединять или разделять богов как заблагорассудится, руководствуясь собственными нуждами и соображениями.

При виде закадычного друга сердце Геба вспыхнуло радостью. Однако от принесенных им вестей мороз шел по коже. Они означали настоящую катастрофу.

С трудом верилось и в то, что Ра действительно поручил дело первостепенной важности одному из самых своенравных богов пантеона. Нет, Геб обожал Хапи и точно так же без колебаний доверил бы ему собственное бессмертие, но полностью отдавал себе отчет в том, что ответственность и постоянство – это не про Хапи. Однако мудрость Ра безгранична, наверняка тот знал, чего стоит бог Хапи на самом деле.

– Нет, никак не вспомню, – пробормотала Найла, напряженно морща лоб и опираясь локтями на стол, за который они переместились. До этого она занималась тем, что с помощью устройства, именуемого «телефон», договаривалась, чтобы в номер принесли еду для Хапи. И почему Гебу никто раньше не сообщил, что так можно? – Объясните мне, пожалуйста, что такое хеху.

Друг, уже набивший рот вкуснейшим лососем, промычал что-то невнятное, не отрывая взгляда от тарелки. Судя по его порывистым жадным движениям, оголодал он сверх меры. Так будет до самого окончания ахета, периода разлива, и связано это с тем, сколько сил он теряет во время шему, периода урожая. Покуда смертные пожинают плоды своих трудов, тело Хапи истощается вместе с полями, отдающими себя без остатка. Сейчас он превратился в обтянутый кожей остов (а ведь это лишь внешняя его оболочка), значит, год для земледельцев выдался урожайный. И теперь, когда воды Нила начинают прибывать, тело требует пищи. Как можно больше.

Найле Хапи все-таки ответил, не переставая работать челюстями:

– Так мы называем каждую из четырех пар животных, которые в совокупности образуют Великий жезл.

– Пары животных? Великий жезл?

Найла, как Геб и предполагал, смотрела непонимающе. Да, об этом ей, разумеется, неоткуда знать. Ра, олицетворяющий происхождение жизни, совершил тысячи лет назад колоссальную ошибку и попытался исправить ее самым приемлемым способом, чтобы не допустить повторения. Эту историю, как и остальные подобные случаи из жизни богов, он от смертных скрыл – из стыда или предосторожности, никто у бога Солнца выяснять не отважился.

– Давай по порядку, – развел руками Геб. – Ты слышала историю о том, как Ра перехитрил свою дочь, богиню Сехмет?

– Конечно! – с жаром закивала Найла. – Ра приказал Сехмет покарать всех людей, отказавшихся ему поклоняться, однако богиня, войдя в раж, чересчур увлеклась кровопролитием. По преданию, она пила кровь всех убитых и вот-вот уничтожила бы все человечество подчистую. Поэтому, чтобы остановить ее, Ра пошел на хитрость. Он подмешал в пиво толченый красный минерал, от которого оно сделалось похожим на кровь, и подпоил им дочь. Богиня, как гласят легенды, напилась так, что жажду крови у нее отшибло навеки.