Никогда - Карола Мартинес Арройо Страница 21

Еще причесаться надо.

Поговорим на дне рождения.

Это очень важно!

Я не иду на день рождения, мы с родителями едем кое-куда.

Послушай меня. Ты тут?

Я приехала рано. Никого не было.

Села за столик.

Встала.

Я очень нервничала. Понемногу начали собираться гости. Я поздоровалась с одноклассницами, пришли соседки Агос и ее двоюродные сестры. Я почувствовала себя неловко: все были накрашенные, с красивыми прическами, на глазах блестки, и я как маленькая: в юбочке и колготках. Нужно было надеть кеды, было бы отлично. Или платье.

Поздоровалась с одноклассниками. Немного погодя пришли Агос и Ева, обе в суперобтягивающих платьях и на высоченных платформах. Обе в черном.

Я обрадовалась им.

– Привет, Фьо!

– Привет, девчонки. С днем рождения, Агос!

Я отдала ей подарок, она сразу же открыла его.

– Как мило! Спасибо!

Ева окинула меня взглядом.

– Подожди здесь, мы со всеми поздороваемся.

– Окей, подожду.

Я села. Музыка играла ужасно громко. Некоторые танцевали. Захотелось домой. Может, скоро придет Санти, а мы ведь никогда не виделись вот так, вне школы.

Я сходила за газировкой, выпила, а потом, чтобы не сидеть как истукан, пошла в туалет, стала ждать своей очереди. Подошли одноклассники и по очереди обняли меня.

– Привет, Фьоре! Ты пришла! – сказал Себас.

– Да.

– Тебе лучше?

– Да, спасибо.

– Эй, Ману! Иди поздоровайся с Фьоре!

– Отлично выглядишь.

– Идем танцевать?

– Ну, идем.

Мы немного потанцевали; все, кажется, были рады видеть меня. То и дело хлопали по спине, говорили, как здорово, что я пришла.

Я издалека увидела, как зашел Санти, такой нарядный, в рубашке. Он подошел к столику, за которым Агос и Ева подавали ему знаки.

Он обнял Еву, подошел к Агос и поцеловал ее в губы.

Время остановилось, а я не могла сказать ни слова. Не знаю, что за выражение было у меня на лице, но все вытаращились на меня. Мне стало ужасно стыдно, и я расплакалась.

– Себас, Фьоре плачет!

– Воды хочешь?

– Нет, это ерунда. Сейчас пройдет.

– Фьоре, хочешь присядем?

– Нет, не надо. Я лучше поеду домой. Не стоило приходить.

– Хочешь, мы тебя проводим?

– Нет, меня дедушка заберет.

Я схватила свои вещи и отошла в сторонку, чтобы позвонить.

– Дедушка, пожалуйста, забери меня отсюда!

– Сейчас не могу, Фьоре, мы с друзьями ужинаем. Ты же сказала приехать в двенадцать!

– Прошу тебя, деда, приезжай!

– Ладно, Фьоре, спокойно. Выезжаю, но тебе придется немного подождать.

Ко мне подошла Агостина.

– Фьоре, ну ты чего? Я думала, раз тебе грустно, тебе уже никто и не нравится.

– Могла бы и рассказать.

– Когда?

– Когда это случилось.

– Мы же все эти дни были вместе! Ты что, с Луны свалилась? Короче, это мой день рождения, расстраиваться я не буду, потому что я ничего плохого не делала, – и она ушла.

Я вышла на улицу.

– Останься-ка в здании, – сказал охранник.

– Я жду дедушку.

– Я позову тебя, когда он приедет.

– Лучше я подожду здесь.

– Тогда постой рядом со мной. На угол не ходи.

Я села в машину, обливаясь слезами, и дедушка испугался.

– Что такое? Тебя кто-то обидел?

– Нет. Я хочу домой.

Он погладил меня по ладони.

– Я поднимусь с тобой.

– Не надо, я лягу спать. Спасибо, деда.

Ни Мэгги, ни бабушки дома не было, в квартире темно. Я не стала включать свет и пошла туда, где горела лампочка автоответчика, – никто не пользовался им несколько месяцев.

Я села напротив спальни родителей. Потом набралась решимости и зашла, недолго смотрела на спящего отца, он глубоко дышал, одеяло поднималось и опускалось.

Я вышла из комнаты и опять села в коридоре.

Незадолго до маминой смерти он уехал на конгресс в США дней на десять. Он звонил нам оттуда по скайпу и рассказывал, как проводит время и что делает, с какими «дьявольски сложными технологиями работают эти янки». Даже не верится, что тот же самый человек сейчас зарос, не моется и не хочет вставать с постели. Может, если бы он понимал, что кроме него у нас больше никого нет, он бы поправился.

Я плачу все воскресенье.

По любому поводу.

Все воскресенье.

Целый день.

Я одна дома.

Только я, гул телевизора и папа.

От слез болят глаза.

Фьоре, ты тут? Как дела?

Не молчи.

Не могу говорить, Торрес.

Может, я наберу?

Поговорим в школе

Фьоре

…

Прием…

Вечером пришли бабушка с Мэгги.

– Ты хоть выспалась без нас.

– Да.

– Покормила папу?

– Нет, я только встала.

– Что с тобой, Фьоре? Как прошел праздник вчера?

– Все нормально, спать просто хочется.

– Расскажи, как прошло. Ты так ждала!

– Нормально прошло.

– Не плачь, Фьоре, поговори со мной.

– Оставь меня в покое! Никому нет до меня дела! Всем плевать! Дай мне поплакать! И идите вы все куда подальше! Особенно твой сын, который не встает с постели, потому что не любит нас. Это он должен был умереть вместо мамы! Нам всем было бы лучше!

– Я ждал тебя. Хотел предупредить тогда.

– О чем, Торрес? Не понимаю.

– О том, что королева Картошка тусит с парнем, который тебе нравится.

– Не нравится мне никакой парень.

– Короче, пошли, а то опоздаем.

– Идем.

Первый день после вечеринки.

Первый день после вечеринки.

Паршиво, но не мне одной. Не знаю, откуда весь класс узнал, что Агостина тусит с парнем, который нравился мне. С ней не разговаривает никто, кроме Евы.

По-моему, это Торрес постарался. Он клянется, что ни при чем.

Глава 2

Сегодня было солнечно.

Папа встал.

Он помылся и отвел Мэгги в сад.

В полный рост он выглядит ужасно высоким.

Он страшно похудел и зарос.

Мы с Мэгги стали его целовать, и он рассмеялся.

Он проводил меня до метро, мы поговорили обо всем на свете, он обнял меня и помахал на прощание.

Целый день я чувствовала себя счастливой.

Когда я вернулась, он лежал в темноте. Только экран телевизора светился.

«Отчего Питер Пэн замер, как парализованный, и оказался совсем беззащитным? Нет, не из-за боли, а из-за предательства. Он в ужасе глядел на своего врага широко распахнутыми глазами. Все дети глядят в точности, как Питер Пэн, когда с ними обходятся несправедливо. Раз они наши, то с полным правом и всегда могут рассчитывать на наше принятие. Когда мы бываем к ним несправедливы, они все равно любят нас, но уже не так, как раньше; они уже не те, что раньше. Все дети меняются,