Девья яма - Ирина Сергеевна Богатырева Страница 2

– Maman, à quoi cela?

– Qui sait ce qui nous attend. Peut-ètre, cela nous sauvera la vie2. Запомни: настоящее у тебя. У меня тот, Маргаритин.

– Но зачем так прятать?

– Так надёжнее.

Она затянула последний стежок, откусила нитку. Потрогала шов. И вдруг заговорила тихо, задумчиво, как будто они не бежать готовились, а сидели вечером, после чаю, у камина.

– Это колье подарил бабушке её отец, твой прадед. Привёз из Кавказской кампании. Говорил, что получил его в дар от грузинской княжны, чью семью спас от башибузуков. Вернулся с войны без единой царапины и верил, что это не просто колье, а амулет. И бабушка верила, что оно хранит от беды. – Задумалась, вздохнула. – Вот, может, и пришло его время.

Тут в дверь постучали.

– Именем революции! Открывайте!

– Спят, что ли? Али сбёгли?

– Не, тама. Некуды им детьси. Эй, хозяйва!

Они обмерли, забыв дышать.

А потом мама засуетилась, стала жалкая, маленькая.

– Сейчас, сейчас! Подождите минутку! – И шёпотом, в самое лицо: – Не бойся. Они ничего нам не сделают.

– Открывайте!

– Уже иду! – Мама нарочито громко звенит ключами. Распахивает – врывается ветер, с листьями, с холодом. Октябрь, пустота и мрак. – Света нет, керосин кончился. Что случилось?

– Совет народных комиссаров… Ваше имущество конфискуется.

Две фигуры маячат на ветру, одинаковая форма, на головах – островерхие шапки. Кони фыркают за спинами. Не Гром ли? А может, Феличе или Кнопа. Их увели ещё летом. Кого-то вот так же возят. Ночами, на ветру. Бандитов.

Эта мысль почему-то вдруг придала сил и злости. Невероятной злости. Ну уж нет, я вам не дамся! Лошадей забрали, но меня – нет!

Дальше всё само вышло – сорваться с места, шмыгнуть прямо под руками – «Стой?! Куда?!» – и полететь из дома, в ночь, в парк.

– Саша! Reviens!3 – голос мамы мечется между деревьями.

– Стой! Стрелять буду!

Топают, бегут. Но куда им? Тут каждая тропинка, веточка, кустик – всё своё, родное. Уйду, конечно, уйду.

Если только правда не станут стрелять.

Промчаться по парку, юркнуть в конюшню, забиться в гнилую солому. Лежи теперь здесь, затаившись, как заяц. Хорошо, что дома не топили, ждали Игната одетыми. Сейчас эти уйдут, тогда выбраться – и туда, под гору, в ледник. А там уже и ход, тот самый, о котором говорила мама.

– Не видать?

– Как сквозь землю.

– Чертяка…

Снова голоса, не близко, но различимы. Пусть уходят. Лишь бы маме ничего не сделали.

И тут в носу начинает нестерпимо чесаться – зажать, стерпеть!..

А-пчхи!

Всё от гнилой соломы!

– Туда! Живо! – застучали сапогами.

Ждать нечего – выскакивает из дверей и вперёд, опять через парк, в гору.

Глупо бежать в гору, не нужно бы, лучше вниз, где ледник. Но ничего, свернёт. Главное – запутать. Главное, чтоб отстали. Не выводить же их прямо ко входу в лаз!

Но бегут, не отстают. Кричат.

А потом – ба-бах!

Внутри всё обмерло. Стреляют? Неужели правда? Здесь, у родного дома! В человека – как в зверя!

Бежать! Вверх, вверх. Под ногами скользит – мокрая склизкая земля, мёртвые листья. Осыпаются камни. Ничего, я дома. Это они – воры, бандиты. А я – дома. Сейчас найду где спрятаться. Парк не предаст. Скроет.

И тут под ногой поехало. Земля как будто расступилась и неумолимо, как в страшном сне, принялась засасывать – внутрь, в холод и тесноту. Падаю? Падаю! Цепляться, карабкаться! Хвататься пальцами, ногтями! Уже сыплется сверху. Уже засыпает с головой. И всё скользит и скользит – вниз, во мрак и холод. Влажная, прелая, стылая земля осыпается на голову, сыплется за шиворот, забивается в волосы. Не кричать, кричать нельзя!..

Грудь уже сдавило…

…а потом наступила темнота.

Двое красноармейцев прибежали через минуту, но не нашли ни следа.

– Только что здесь же!

– Как сквозь землю…

Пошёл стылый осенний дождик.

2

Человек плачет слезами, а гора – камнями. Крошечными самоцветами, застывшими осколками неба. Видит ли гора небо? Конечно, видит. А видит ли его тот, кто живёт в горе? Вопрос. Драгоценные слёзы горы – это её, духа пещеры, плач о небе. Он всегда мечтал их найти.

И вот – сподобился.

Он улыбнулся, снова покатал между пальцев маленький синий камень. Нет, это, конечно, не слеза горы. Обработан рукой человека – вот грани, а вот две крошечные дырочки – память о низке. И всё же хочется верить, что это подарок ему. Дар Белой Девы. Он знал, что она всегда его любила.

Мысли путались, хотелось спать – он провёл в пещере сутки. Накануне водил группу, а когда все вышли, его вдруг потянуло обратно. Как будто кто-то за руку взял и стал звать: назад, надо назад. И ладно бы залез куда-то, где никогда ещё не был. Нет же – нашёл на видном месте: во второй галерее, на полке. Просто никогда не поднимал глаза, не смотрел туда. Кто знает, сколько он там пролежал?

А потом пришлось повозиться. Пытался понять, откуда камень, как тут оказался. Не мог же никто обронить – полка наверху, метра полтора от пола. Облазил всё и нашёл – дыра в стене, шкуродёр. Но сколько ни пытайся, не пролезть и на полметра. Ширина под ребёнка. Надо Колю Быстрова, вот кто сможет.

Он всё это ей и рассказал – про камень, а не про Колю, конечно. Откуда, как нашёл. А она только и спросила: «Больше нет? Один?» Конечно, один. Было бы больше, разве он не показал бы?

– Слушайте, вы меня, наверное, неправильно поняли. Я ведь не для оценки принёс. Мне просто самому интересно, что это. Я же вижу, что не бижутерия какая-нибудь. А вот что, определить не могу.

Но она ему, похоже, не верила.

Конечно, это потому, что он встретил её здесь, а не в музее. Хотя он и шёл вообще-то в музей – рабочий день скоро, он успел только выйти из Ямы, забежал домой помыться. А по дороге, прямо на углу – лавка, он никогда на неё и внимания-то не обращал.

Ломбард

И ниже, мелкими буквами:

Скупка и оценка драгоценностей

Подумал: а ведь сюда мне и надо! Работает с десяти, посмотрел на часы – только девять тридцать, но дверь была приоткрыта, явно кто-то уже на месте. Вот и зашёл. А она как раз тут