Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2 - Александр Дмитриевич Григорьев Страница 45

Надевать бы на сибя да платьё цветноё;

95. Надевал бы на сибя да фсё кунью шубу

(Да не дорога, не до<ё>шова-от бы — тысеца,

Уш вору-то розбойнику на за́видость,

Уш будут бы старого бить-то, грабити!),

Опоясывоцьку опоясывал во петьсот рублей,

100. Уш шапоцьку-ко<у>рьцявоцьку во петьсот рублей:

«Да пускай бы бью́т, граблят веть,

Как у старого бы ноньче силы да не по-прежному,

Как у старого догатки да не по-прежному,

Борода-де бела да голова седа!..»

105. Как седлал-де уздал да коня доброго,

Да потстегивал двенатцеть да пот(п)руг шолковых,

Да тринатцату тянул церес степь да лошадиную, —

Да не ради басы-де, да ради крепости,

Уш той-де прикрепы да богатырскою.

110. Он скакал старой-де да на добра коня;

А-й да он ступал фсё во стремена,

Да во те жа во с<т>ремена во булатныя;

Да садилса но́ниче на добра коня;

Да поехал бы ноньце да по чисту полю,

115. По тому жа по роздольицу по широкому:

Уш пыль-та бы ноньце да фсё столбом валит.

Выежжал он на шоломя на окатисто,

Да смотрел он во Резань да во Великую:

Хорошо-де Резянюшка да изукрашона,

120. Красным золотом Резанюшка да испосажона,

Скатным жемцюгом она бы да фсё искрашона.

Приежжаёт во Резанюшку во Великую, —

Грают бы маленьки рыбятушка.

Говорыл бы старой да таково слово:

125. «Ишша где то вдовиноё подворьицо?

Ишша где жывёт Омельфа да Тимофеёвна?»

А-й говорят бы уш маленьки рибятушка:

«Уш эвоно вдовиноё подворьицо,

И не мало, не велико — на семи вёрстах».

130. Приежжал он (к) Омельфы да Тимофеёвны;

Да не ехал бы к ей да (на) широкой двор,

Да крычял бы, зычял да громким голосом:

«Уш ты ой еси, Омельфа да Тимофеёвна!

Уш дай мне-ка ноньче да такова борца,

135. Уш на имя Добрынюшку Микитица!»

Испугаласе ноньце да молода вдова:

Приопали да руки белыя,

Подломилисе ноньце да резвы ножоцьки.

Говорыла Омельфа да Тимофеёвна:

140. «Уш милости просим в гости ко мне веть,

Да старый-де казак да Илья Муромец,

Ко мне бы да хлеба-соли да ломця[131] кушати,

Пить-то у мня да зелена вина,

Уш пить-то бы ноньце да пива слаткого!..»

145. А-й он крыцял во всю да ноньце голову:

Мать сыра земля да нонь потресаласе,

А как околёнки у вдовы да поломалисе,

Уш питья розноличны да поплёскалисе,

Да стокашки с поднософ да покатилисе.

150. А-й поворачивал коня бы да коня доброго.

Говорыла она веть да стару казаку да Илья Муромцу:

«Уш ждать мне-ка гостя, да не дождатисе,

Уш звать мне-ка гостя, да не дозватисе;

Ты найдёш веть моёго да чада милого,

155. Не моги ты его сказнить, моги помиловать,

Не ослези моёго да фсё подворьица!»

Не видела поески да богатырскою,

Только видяла: в поле да курёва стоит,

Курева-де стоит да дым столбом валит.

160. Да поехал бы ноньче старой по чис(т)у полю,

Да выежжал бы на шо́ломя на окатисто,

Да розъехалса ноньче да по чисту полю,

Утешалса утехами богатырскима:

А выкинывал палицу веть цежолую,

165. А высоко веть выкинывал по поднебесью;

Уш востро-то копьицо выкидывал,

Единой-то рукой фсё подхватывал;

Как выкинывал саблю вострую,

Да высоко веть выкинывал по поднебесью,

170. Да подхватывал единой рукой ноньце левою.

А-й да Добрынюшка выежжал бы да ис чиста поля,

А-й да выежжал бы на шо́ломя на окатисто:

Захотелосе Добрыни да посмотрети веть

Да во ту жа во трубочку во подзорную,

175. Во подзорную трубочку в одногля́дную.

А-й да утешалса веть бы да фсё Добрынюшка,

Забавлялса утехами богатырскима:

А выкинывал он палицу цяжолую

Да высоко бы ноньце по поднебесью:

180. «Уш так жа бы мне владеть да палицой,

Ижа такжа бы владать да Илья Муромцом!..»

А выкинывал он копьицо беструменьское:

«Ужа такжа мне владать да Илья Муромьцом».

Уш тут же бы ноньце да было сабелькой:

185. «А-й бы мне-ка сабелька окровавити, —

Захотелось бы мне-ка с Илья Муромцом поборотисе!»

А-й поежджал бы скорэнько во чисто полё,

Приежжал он кы старо́му блиско-наблиско.

Да не две жа бы тученьки скаталосе,

190. Да не две жа бы горы сдвигалосе:

А-й соежжалисе богатыри на коничках, —

А-й они друг-то друга да всё не ранили;

Да ударыли бы друг друга да па́лицьми,

Да цежолыма палицьми сорок пудоф, —

195. Они друг бы то друга да тем не ранили;

Да сотыкнулисе богатыри да веть копьеми, —

Уш копьица по насадочкам свернулисе;

А-й как осеклись бы саблеми, саблеми вострыма,

Только сабельки бы ноньче да пошшорбалисе, —

200. Они друг бы друга да фсё не ранили.

А-й как скакали всё богатыри со добрых коней

Да схватились плотным боём-рукопашкою.

Они день-де боролись да всё до ве́чора,

Уш красного солнышка до запада,

205. А до запада бы ноньце да всё до закату, —

По колен бы ноньце они фтопталисе...

По суду-ту было да всё по Божьёму,

А-й по Добрыниной-то было да всё по учести:

Как у старого скользёнула да права ножечка,

210. Да здала-де у старого да лева ручушка;

Уш мастёр был Добрынюшка был боротисе,

Он бросил старого да на сыру землю.

Мать сыра земля да потресаласе,

Да в озёрах вода-де да сколыбаласе,

215. Дубьё бы ноньце да прыгибалосе,

Как вершынка с вершыноцькой сплеталасе.

А Добрынюшка у Илья Муромьця на добрых грудях;

Уш спрашыват Добрыня у старого веть:

«Уш коёго ты города, коей земли?

220. Да чьего ты отца да родной матушки?»

Говорыт-де старой да таково слово:

«Кабы я у тибя был да на белых грудях,

Я порол бы у тибя да груди белыя,