Цвета - Нина Сергеевна Дашевская Страница 32

— Чихай сюда!

Платон пожал плечами, но листик взял.

Мы сидели на оранжевой земле, она была тёплая и мягкая, как диванная подушка. Я у Платона спросила:

— Чувствуешь, как пахнет?

Он ответил, но я не расслышала…

— Вы зачем симметрию нарушаете?

Я не поняла, кто это сказал! Такой голос строгий! Но не как у Дарьи Михайловны, вообще не как у взрослого. Я оглянулась. Думала, тут будет кто-нибудь вроде Есении, или Матвея, или Давида. Кто-то вроде нас с Платоном. Но это был просто голос… Без человека. Мы вместе у него спросили:

— Ты кто?

Голос сказал уже не так строго:

— Я тут самая… самый главный!

И тут я его заметила. Мы с Платоном сейчас сидели на земле, а между нами катался оранжевый шарик. Голос шёл из него, как из мобильника на громкой связи. Я спросила:

— А как тебя зовут?

Платон меня перебил:

— Самый главный, это ты нам так звонишь?

Он ответил, но я не расслышала. Платон опять чихнул. Уже в листик. Я разглядывала оранжевый шарик… Он был как сквиш-мандарин, но совсем прыгучий. Он разумный, он не фрукт. Он живой! И он снова сказал, что он здесь главный!

— Вы зачем нарушили симметрию?

— Это не я, это Арина!

Ничего себе! Я думала, Платон меня защищать будет. Я же о нём заботилась. А он вот так! И я сказала:

— Да ладно, один листик всего! Тебе что, жалко?

Главный Оранжевый запрыгал, будто по нему ладонью сильно хлопали.

— А если все сорвут? Что тогда останется…

Я хотела сказать, что тогда я больше не буду и вообще я не знала. Но Главный подпрыгнул высоко-высоко, а потом вообще улетел. Раз — и всё. Я спросила:

— Это он куда? Жаловаться?

Платон на меня смотрел и сопел… Даже почти свистел! У него были кулаки сжаты и зубы оскалены!

— Ой! Ты чего?

— Арина! Ты почему меня не слушаешься на моей планете? Это я её придумал!

Он с ума сошёл?

— Я же, я!

— Нет, я!

Платон вскочил и затопал ногами… Я тоже вскочила! Земля больше не подпрыгивала! Она вообще была обычной, как пол в раздевалке! А цветы шуршали, качались. Листья хлопали, как бельё на балконе. Полянка будто стала меньше, сжималась от каждого нашего крика!

— Арина, уходи с моей планеты!

— Она не твоя!

— Моя! И я тебе запрещаю тут быть! Ты поняла?

— Ну и сиди тут, как муха в куче!

У меня перед глазами плыли оранжевые пятна. Наверное, на нашей планете слёзы всегда оранжевые, если они от злости! На нашей!

Я уходила с планеты, навсегда… А ведь там осталось огромное тёплое море! И в нём ходили рыбы. Прямо по дну! Мне кажется, у них были ноги. А ещё они были очень умные! И я об этом больше никогда не узнаю!

— Дарья Михайловна, а я говорила, что Платон с Ариной в раздевалке прячутся!

Это была Настя. У неё голос, как у Главного Оранжевого!

Я с Платоном больше не разговаривала. Я на него иногда смотрела. И оказывалось, что Платон на меня тоже смотрит. А потом был диктант, и надо было смотреть в свою тетрадь, не отвлекаться. А потом я прошла уровень, который не могла пройти с понедельника… А потом мы на продлёнке возвращались в класс с обеда. Платон самый первый, я самая последняя. И я вдруг заметила… Оранжевый сквиш-мандарин катился по лестнице. Будто специально ко мне! Я его схватила и сунула в карман. Я только потом поняла, что именно сделала. Что это вообще чужое. Догадалась, что это Платон потерял… Из кармана, наверное, выронил. Ну и ладно. Мы сейчас пойдём за школу на стадион, и я там спрячусь. На оранжевую планету. Главное — не думать, что у меня не получится. Получится!

И получилось! Я туда попала! Сама! Снова были искры, а потом тёплый оранжевый свет и тишина. И сквозь высокие оранжевые цветы било тёплое солнце. Земля больше не пружинила, но всё равно пахла тёплым летним батутом.

Мне было хорошо. Только не совсем. Так бывает дома, когда мама спрашивает про домашку, а я ей пишу, что на продлёнке всё сделала, или когда я на продлёнке говорю, что буду дома всё делать с репетитором. У меня нет никакого репетитора, я вру… И сейчас я тоже вру… Хотя ничего никому не говорю. Я просто пришла сюда играть без разрешения… То есть я пришла жить на планете. Я имею право. Мы же её вместе придумали… Нет, не придумали. Мы её открыли, я и Платон. Значит, мы оба имеем право тут жить.

Я решила, что пойду к оранжевому морю, посмотрю на рыб… Может, поговорю с ними, пусть они тоже скажут, что это моя планета! Мне кажется, цветы для меня немного расступались, было хорошо идти. Я была в куртке, но мне не было жарко. Только очень тихо… И телефона с собой не было, я бы маме фото отправила… Мне под ноги вдруг скакнул Главный Оранжевый! Запрыгал рядом!

— Эй… Ты!

Я даже не знала, он — живое существо или просто прыгающий мобильный телефон?

— Да, я…

— А как тебя зовут?

— А как ты хочешь меня назвать?

— Сейчас придумаю!

Шарик прыгал, прыгал, то исчезал, то снова появлялся. Он как-то неожиданно выпрыгивал, вдруг, откуда ни возьмись. Вдруг! Коротко и красиво! Такими и должны быть клички питомцев. У меня дома нет никаких зверей, но я заранее придумывала им разные клички.

— Вдруг!

И он подпрыгнул! Раз, два, выше меня…

Вдруг играл со мной! Как будто я была кошкой, а он — кошкиной игрушкой, например. И я за ним бежала, и подпрыгивала, и даже немного летела, и моя оранжевая куртка надувалась, а ветром с меня срывало капюшон.

— Оранжевая Арина летит над оранжевой планетой! Я лечу, потому что хочу! Вот!

Я летела, а впереди меня летел оранжевый Вдруг! Я к нему протягивала руку, а он отскакивал, и надо было лететь за ним. А если я не поворачивалась или не сразу понимала, куда это Вдруг делся, он тыкался мне в шею, или в коленку, или прямо в нос. Как собачка! Вот он я, хватай! И я протягивала руку, а он отлетал… А потом снова возвращался, будто звал за собой! Куда? На помощь Платону! Он так и кричал!

— Спасайте! Меня окружили хищные чудовища! Один Платон против трёх чудовищ!