Тайна старинной миниатюры - Ирина Кайрос Страница 23

– Ха! А у булочников тоже был свой герб? – засмеялся Костя.

– Да. Очень часто изображали крендель. Его можно увидеть и сейчас на вывесках – это отголоски Средневековья. А в те времена такие вывески были у каждого цеха. У оружейников на гербах обычно помещали скрещенные мечи, у рыбаков – рыбу. Понимаете, ребята, с первым гербом мне все понятно, а вот второй меня озадачил. С ним, думаю, придется повозиться. Поищу сегодня вечером по справочникам. Меня в нем коечто смущает. Видите, сверху расположен шутовской колпак. Это очень странно. Обычно там располагался рыцарский шлем.

– А может, это герб цеха… шутов? – спросила Маша.

– Э-э, нет, Машенька. Шуты – это был штучный товар. Некоторые из них были умнейшими людьми. Хороший шут был на вес золота! Слава о некоторых дошла и до наших дней. Например, шуты царя Петра I – Вимени и Лакоста. Вимени – это прозвище. Он любил часто повторять «вы меня», только смягчал, как многие иностранцы буквы, вот и получалось «вимени». Поговаривали, что он был знатного рода и очень образован. Петр любил с ним беседовать, так же, как и с португальцем Лакостой, знавшим несколько языков. С ним Петр особенно любил вести религиозные споры. Такие вот дела. В общем, шутовского цеха не существовало.

– Владимир Кузьмич, – попросил его Костя, – а не могли бы вы проверить про этот шутовской герб информацию? Может быть, что-то найдете? Нам это нужно…

– Вижу, ребята, непростой у вас интерес. Никак в сыщики метите? – Костя слегка замялся при таких словах, он совсем не хотел раскрывать свои намерения. Но профессор не стал дожидаться ответа: – Ладно-ладно, посмотрю. Но прошу вас, пожалуйста, будьте осторожны. Завтра утром жду вас перед занятиями у моего подъезда.

1642 год, начало октября – 1649

Вот и отзвенели свадебные колокола. Элизабет, дочь Одетт от первого брака, стала мадам Бартон. Конечно же, ей давно было пора выходить замуж. Да и против жениха особо сказать было нечего. У Генри были деньги – ему оставила небольшое наследство Арабелла. Да и на службе у Страффорда он кое-что приобрел.

Год назад, заехав к Густаву по дороге в Париж на несколько дней, он задержался на два месяца. Сначала ссылался на простуду, которую подхватил, переплывая на легком суденышке через Ла-Манш, потом на то, что летом в Париже делать нечего…

Но Густав сразу же разгадал все его увертки. Он и сам был когда-то безумно и безнадежно влюблен, поэтому отцу семейства даже не надо было видеть влюбленные взгляды, которыми обменивались Генри и Лиззи, чтобы раскусить истинную причину задержки этого красавчика в их сельской глуши. Густав напрямую сказал старому знакомому о том, что не нужно сбивать с пути Лиззи, и посоветовал Генри скорее отправляться в Париж.

Так и сложилось, что в начале июля тот все-таки покинул Руан. Перед этим он ухитрился наедине побеседовать с Лиззи и так запудрил ей мозг, что она больше ни на кого и смотреть не хотела. Сказала, что будет ждать возвращения Генри, а если он не вернется через год, то уйдет в монастырь.

Потянулись тоскливые дни, Элизабет с каждым днем становилась все более хрупкой. Черты лица у нее утончились, а лицо стало нежным, как у ангелов на церковных фресках.

Одетт, каждый раз укладывая спать малышку Кэтрин, которой уже исполнилось четыре годика, тихо плакала у кроватки перед тем, как прийти в спальню к Густаву. Она думала, что он ничего не слышит и ни о чем не догадывается. Глупышка! Ему не нужны были уши, чтобы слышать, он ощущал сердцем страдания Одетт по поводу положения ее старшей дочери. Но унять душевную боль жены и Лиззи он не мог.

Однажды в солнечный осенний день Густав и Одетт прибирались перед домом, как вдруг на пороге появилась Лиззи и завертела головой, как маленькая встревоженная птичка. Она почувствовала приближение любимого раньше, чем он появился на пороге их дома.

Огромные глаза девушки вспыхнули от счастья, когда на повороте дороги возник всадник. Одним взглядом окинув семью Густава перед маленьким домиком, он вздыбил коня, а потом легко и изящно спрыгнул вниз. Еще не разглядев толком его лица, Густав понял, что это Генри. Только тот мог спешиться с лошади так грациозно, как будто всю жизнь провел в седле. В следующий миг Элизабет уже была в объятиях этого человека.

Одетт судорожно вздохнула, тихо промолвив: «Слава Богу». И Густав вдруг почувствовал, как тревога, снедавшая его все эти месяцы, понемногу отпустила сердце. Что ж, пусть это будет Генри. В конце концов, не совсем плохая партия. Главное, что Одетт и Элизабет наконец перестанут плакать и страдать по вечерам!

Через месяц отпраздновали свадьбу. Все друзья и соседи Густава были людьми ремесленного сословия, перед ними не стоило особо важничать. Но Генри остался верен себе, успев очаровать половину Руана. Он накрыл столы на весь квартал. После такого вся округа считала его превосходным человеком, который нисколько не кичится своим «знатным» происхождением. Откуда пошел слух о знатности жениха – догадаться было не трудно. Но Густав никого не собирался разубеждать, чтобы не выглядеть дураком. Вряд ли этот безобидный обман будет когда-нибудь раскрыт. Но даже если однажды правда станет известна, то лучше уж будет притвориться одураченным вместе со всеми, нежели сейчас объявить миру, что зять – лгун, каких свет не видывал.

Невеста была сказочно хороша. Она попросила сшить себе такое же свадебное платье, как на слюдяной накладке для миниатюры Одетт. Бедняжка считала это верхом роскоши! Она даже герб на рукав попросила нашить. Ее глаза светились от счастья.

Из-за этого платья у Густава произошла стычка с Генри накануне дня свадьбы. Будущий зять захотел, чтобы на втором рукаве был нашит его герб.

– Мне нравится идея с гербами. Думаю, это как раз наш случай!

– И какой же герб ты предлагаешь нашить? – засмеялся Густав. – Расческу для волос как символ профессии матери-служанки и уздечку с седлом как эмблему отца-грума?

Генри весь вспыхнул, а его глаза выражали ужасное негодование.

– Напрасно ты смеешься надо мной! У меня отобрали земли, подаренные мне Страффордом, но я продолжаю считать себя их владельцем. Поверь мне, наступит день, когда я вернусь туда настоящим хозяином!

– Это незаконно, – возмутился Густав. – Ты никогда не был законным владельцем этих земель!

– Да брось!