Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович Страница 37

«Все-то он может! – подумал Захар. – К самому царю пишет, и не боязно ему… Скорей бы. Спать я все одно не буду…»

А когда Аким кончил письмо и подошел к Захару, тот крепко спал.

– Надевай мои валенки, Захар, – сказал Аким. – Ишь, снегу навалило с вечера. Зима хочет быть. И тулуп лучше мой надень, в поле-то холодно – замерзнешь. Вот ворота как? Заперты уж, верно. А до света ждать – увидят.

Захар усмехнулся.

– Ничего, – сказал он. – Выпустит меня дед – мы с ним приятели.

Аким не стал больше расспрашивать. Ему, как и Захару, казалось, что все должно уладиться, – дело очень уж важное.

– Письмо за пазуху засунь, – продолжал Аким. – Или нет, лучше в валенок. Я его в тряпицу замотал. Сразу, как приедешь, Илью Ульянова спроси. Не забудешь?

Захар опять кивнул.

Он натянул на себя высокие Акимовы валенки, длинный, не по росту, тулуп и стоял среди избы, ожидая, что еще скажет Аким.

– Ну, с богом, – сказал Аким и перекрестил его. – Коли в дороге кто спросит, скажи – беглый, до своего села пробираюсь. Теперь много таких бродит. Кому мальчишку нужно. Вот я тебе на дорогу хлеба да соли, да луку припас.

Аким передал Захару небольшой мешок. Захар перекинул его через плечо.

– A коли Кызметя не найдешь, – продолжал Аким, – назад приходи. Я уж лошадь как-никак добуду. Ну, Захар, – сказал он, помолчав, особенным голосом, – коли что, помни – для великого государя ты… С богом!

Захар посмотрел на Акима, и только тут ему вдруг припомнилось, что Аким ему говорил про Беспалова и про башкирцев. Беспалов их звал, чтобы Акима убили. Извести его хочет пес. «Я-то там в казаках останусь, а его тут убьет чорт разноглазый…»

– Дяденька Аким, – заговорил Захар и фыркнул носом, – а ну, как уйду я, а тебя разноглазый как ни на есть изведет!

Аким усмехнулся.

– Ты, что ль, не дашь? Ладно, иди. Коли убьет, стало быть, так на роду мне написано. А ты письмо передашь и про Беспалова скажешь; они его уберут, а завод сами наладят.

Захар во все глаза глядел на Акима.

Ишь, как говорит – «на роду написано». Про завод Захару все равно было.

В носу у Захара защипало, он опять фыркнул и жалостно поглядел на Акима.

– Да ты чего? Боишься, может? – спросил Аким.

Захар с досады тряхнул вихрами.

– Чего мне бояться! – буркнул он, отвернулся от Акима и зашагал к двери.

Даже на пороге не обернулся.

Часть третья

Глава первая

Захар вышел и с удивлением оглянулся – много ли времени прошло, а точно другой стал поселок. Снегу навалило столько, что все кругом побелело – и крыши и дорога. Снег мягкий, пухлый, в валенках хорошо идти.

У самых ворот на завалинке, точно куча снежная, – сторож-старик. Задремал, а его так и прикрыло сверху, голову с плечами сравняло, и на коленях целый сугроб.

Захар подошел и потряс старика за плечо.

– Дедушка! – крикнул он, – тебя этак вовсе занесет, и не проснешься. Дай-ка я тебя отряхну.

Захар сгреб рукавицей снег с плеч сторожа, снял с него шапку, стряхнул и опять надел.

– Ну-ка, встань, – Захар потянул его за рукав.

Старик заморгал маленькими глазками, с усилием поднялся, и снег кучей свалился с его колен.

– Спасибо, сынок, – прошамкал он. – И то бы занесло. Задремал малость. В тулупе-то тёпло.

– Отопри-ка мне, дедушка, выйти надо. Мыши нас вовсе одолели. А там, на деревне, у Нила кошку я видел, кинули они. Хочу к нам забрать.

– Чего ж рань-то экую выбрался?

– Днем-то она убежит куда, а ночью, чай, в избе ночует.

– Затейник ты, Захарка, угомону на тебя нет, – проворчал старик, но все-таки достал из-за пазухи тяжелый ключ, кряхтя отомкнул замок и выпустил Захара.

Захар быстро пошел через пустырь, прокладывая по гладкой снежной пелене глубокую тропку. Ветерок чуть-чуть подувал, – должно быть, утро недалеко. Месяца не видно, а не очень темно, точно сам снег светится.

Лес тоже другой совсем, деревья шапки белые понадевали. Не шелохнутся – стоят, точно сронить боятся. А под деревьями совсем тихо, и снегу чуть-чуть напорошило. Очень-то скоро в длинном тулупе Захар не мог идти, – жарко. «Тяжелей, чем Кызметя нести, – подумал он. – Ну да то под гору, а тут в гору». Шел, шел – устал. Наконец-то дошел до полянки, где летом бродягу встретил, – даже оглянулся, да зимой кому ж тут быть. Дальше пошел, – знал, что теперь уж зимовье близко.

Сразу же почти за полянкой перевал. По ту сторону горы лес редкий, a в полугоре башкирское зимовье. Захар не раз там раньше бывал летом с Кызметем.

Посмотрел вниз – что такое? – нет ничего – белое все, а домишек и нет. Правда, не совсем еще рассвело. Смотрел, смотрел, потом уж догадался. Избы у башкир маленькие, юрты по-ихнему, совсем к горе приткнуты, точно птичьи гнезда, и крыши ровные. Теперь, как снегом занесло, сверху и не отличить от горы, точно приступки. И плетни под снегом. Под гору Захар быстро сбежал к зимовью. Там еще все спали. Захар знал, что Кызметь живет у своего дяди, старшины Мурзагулова, в самой большой юрте.

– Ишь ведь, как строятся нескладно, – ворчал про себя Захар, пробираясь извилистыми закоулками между спящих юрт, – нет, чтобы порядком, как у нас на деревне. Словно их чорт из пригоршни расшвырял.

Наконец он очутился перед домишком побольше, где жил старшина Мурзагулов, и тут только подумал: «А ну, как нет Кызметя? Как тогда?» Домой к Акиму он ни за что не вернется. «Выдумал тоже – боишься», – сердито вспоминал он.

Вдруг дверь юрты отворилась, и на пороге показалась высокая тоненькая девочка с ведром в руке. На груди у нее блестели серебряные монеты…

– Кызметя бы мне, – пробормотал, смутившись, Захар.

– Кызметь, – повторила девочка и неслышно исчезла. Через минуту дверь опять открылась, и из нее вышел заспанный Кызметь.

«Говорил я, что жив Кызметь», – подумал Захар, точно все еще спорил с Акимом. Девочка выглядывала из-за плеча Кызметя, широко раскрыв черные глаза.

– Зах-хар? – удивленно проговорил Кызметь, увидев Захара, и, повернувшись к девочке, что-то быстро сказал ей.

Она в ответ кивнула головой и ласково взглянула на Захара черными, такими же, как у Кызметя, глазами.

Потом Кызметь поворотился к Захару, и Захар торопливо рассказал ему, что Аким посылает его в Берду с письмом к самому царю, а