Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович Страница 21

– И то до кореня все извели, Дадут ли, нет ли в том году яблони цвет, бог его знает. – А ты что, в саду, что ли, работал?

– То-то что в саду. Садовник я. Лучше бы уж в казаки взяли. Чего ж я при пустом месте делать стану?

– Не горюй. Было бы семечко, проживет и Сенечка.

Парень разинул широкий рот.

– А ты отколь, знаешь, что меня Семеном звать?

– По роже видать. А за птицей кто у вас ходил?

– Потап. Да, говорю, его в казаки забрали. Теперь все одно резать будет птицу разноглазый. Бабы ж у его нет, где ж ему с этаким хозяйством.

– Эх, – с досадой сказал бродяга, – как это можно, чтобы птицу зря резать. Достается же этакое богатство, кто и обойтиться с ним не знает как. Да мне бы курочку да петушка да утиных яичек хоть пяток. Как курочка нанесла бы яичек, я бы ей и утиных подложил. Глядишь, через полгода у меня и цыплята, и уточки. А там, может, и гусиных яичек парочку раздобыл бы… Эх! бывает же людям счастье. Вот уж правда говорится – не в коня корм.

– И то – тебе бы! – захохотал парень во весь свой большой рот. – Чай, живо бы в кабак спустил.

– У, дурень полоротый, – рассердился бродяга. – Пьет человек с горя. А кабы мне бы землицы да избенку да птицу… – Бродяга даже глаза прижмурил, и его обветренное, жесткое, как лубок, лицо, с хитрыми морщинками вокруг глаз, расплылось в блаженную улыбку.

Парень еще больше захохотал, ударил себя по ляжкам, крикнул:

– Помещик одноногий! – и убежал куда-то в глубь двора.

Бродяга сердито плюнул, потом оглядел все еще крякавших на разные голоса птиц и стал озабоченно рыться у себя в кошеле.

Он вытащил оттуда зачерствевший как камень ломоть хлеба и начал с усилием расщипывать его.

Когда Аким подходил к усадьбе, он издалека заметил, что кто-то стоит у забора и бросает крошки птице.

– Тяга, тяга, тяга! – пел знакомый голос.

– Господи, да ведь это ж Иван, – удивился Аким. Он так не ожидал увидеть его, что и не узнал сразу, не заметил деревяшки.

– Иван! – крикнул он подходя. – Ты чего ж здесь? Ведь тебя Хлопуша на Белорецкий посылал.

Бродяга обернулся к нему.

– На посылки всяк хват. Ну, а у меня, чай, нога-то одна. Поберечь надо.

– Да ведь как же? – пробормотал Аким. – Ну, как там…

– Не зуди. Поспею. Гляди, гляди, гусыня крыльями-то, крыльями… Не пускают утку к корму. Птица, а своих жалеет. Тяга, тяга, тяга! Сюда, сюда!..

Он заковылял вдоль забора, бросая крошки хлеба.

– Не дала, ведьма, зерна. Жаль ей, чортовой затычке, хозяйского добра. Последние корки нащипал, – сказал он с досадой.

– Ты про кого это? – спросил Аким.

– Да как же. На поварню заходил, стряпуха там, – сам, говорит, садись, похлебай щей, а овса не дам… Да когда она овес любит.

– Кто?

– Да гусыня. Кто! Овсом их первое дело. Жирные будут. Птицу понимать надо.

– Ты где ж это за птицей-то ходить научился?

– А у кума в Раненбауме. Баба евоная вот гусей развела – прудок там около. Во дворец поставляла… Житье! Ужо, как Петр Федорович на царство сядет, беспременно мне хуторок велит дать.

– Эй, прохожий человек! – крикнул издали веселый голос. – Чего ж не идешь! Сказал – поднесу!

– Иду, иду! – заторопился бродяга. – Не бойсь, – подмигнул он Акиму. – Я живо – ино лётом, ино скоком… а ино и под стол ползком…

Он засмеялся.

Аким махнул рукой. Необстоятельный человек.

Беспалова нигде не было видно. Управительский дом был кругом заперт, ставни и те закрыты. И работников никого не видать. Тоже, верно, на гулянку отпустил Беспалов. Аким ушел домой и весь день просидел в избе – ни за работу не взяться, ни сговориться. Вино лишь у всех на уме. Что-то дальше будет?

Под вечер прибежал Захар и с порога еще закричал Акиму:

– Дяденька, а меня замляки-то с собой берут, а? В казаки не взяли, так я с ими на деревню… Гнедко там у бабки остался. Землю, сказывают, дают. На меня тоже отрежут. Я и пахать и боронить могу.

– Да кто ж их пустит? Работать велел царь – крикнул Аким.

– Да они сами… Неужто разноглазого спрашиваться?.. а?

– Нет, то никак невозможно! Я с ними поговорю пойду.

Аким взялся за шапку, но тут как раз вошел управительский работник. Один глаз у него был подбит и язык заплетался. Он объяснил Акиму, что Беспалов зовет его к себе. Тотчас чтоб.

Вернулся, стало быть, к вечеру домой Беспалов.

Когда Аким пришел в управительскую усадьбу, ставни в доме были открыты, но дверь на крыльце заперта. Работник отпер дверь и впустил Акима.

Беспалов сидел в управительском кабинете за столом, спиной к окнам, так что лицо не очень хорошо было видно. Но все-таки Аким сразу понял, что Беспалов не пьян.

– Ступай поближе, Аким, – сказал он ласково, когда Аким остановился у дверей. – Разговор у нас с тобой будет.

Аким подошел. Беспалов облокотился на левую руку и прикрыл ладонью всю сизую половину. Правый глаз ясно смотрел на Акима.

– Давно ты у нас на заводе, Аким, и ни в чем худом не замечен. Не пьешь ты, работаешь усердно, грамоте знаешь. Давно тебя отличить надо бы. Говорил я управителю, да Семен Ананьич доверия к тебе не имел, как ты без роду, без племени, думал – может, каторжный?

Беспалов вопросительно посмотрел на Акима. Аким молчал.

Ну, а ноне государь-батюшка Петр Федорович всем волю дал. Стало быть, и ты вольный стал.

Аким кивнул.

– Знаю я, – продолжал Беспалов, – как ты к государю-батюшке привержен. Мужичкам нашим – спасибо тебе – указ батюшки-царя толковал.

Аким подозрительно посмотрел на Беспалова, но правый глаз его глядел все так же ясно.

– Вот я и надумал, – говорил тот ровным голосом, – сделать тебя нонче приказчиком на место Ковригина.

Аким весь встрепенулся.

Где ж мне? пробормотал он. – Я…

– Ругатель был покойник, – говорил, точно не слыша, Беспалов, – кнутобойца. А государь-батюшка работных людей жалует. Вот и я им зато праздник дал, чтоб батюшке нашему благодарствовали.

– Перепились они больно. Как работать станут? – сказал Аким. – А время горячее – надо пушки скорей лить.

– А ты им растолкуй, – ты на то мастер, – что батюшке-царю оружие надобно. Они тебя послушают, как ты теперь приказчик.

Аким переступал с ноги на ногу.

– Управлюсь ли? – проговорил он. – Будут ли слушать-то меня?

– Как не управиться – ты же грамотей, – сказал Беспалов и