Девочка из Франции - Жужа Тури Страница 19

— Это я ему самому расскажу, душенька, — отвечала женщина, не двигаясь с места.

Наконец вышел через проходную и Йожеф Рошта. Он шел один, одной рукой ведя рядом с собой велосипед.

— Товарищ Роста, вас ждут! — крикнул молодой Брюно, вскакивая на свой велосипед.

Йожеф равнодушно поднял глаза:

— Кто ждет?

— Вот эта тетенька, — сказал паренек и укатил.

Женщина уже подходила к Йожефу:

— Это вы и есть Жозеф Роста? Я из Ланса, из больницы, с весточкой.

Йожеф вздрогнул, словно от удара. На краткое счастливое мгновение представилось ему, что жена жива — просто она уезжала из дому ненадолго, ее лечат в Лансской больнице… Он пошел с женщиной через лес, и она рассказала ему о последних часах Полины и все, что знала о припрятанной жестяной коробочке.

— Перед смертью она пожелала, чтобы ей устроили «красные» похороны. Я не могла прийти вовремя — меня выписали только вчера, и поэтому я не могла…

— Понимаю… ничего, — кивнул Йожеф. — Похоронили ее так, как она хотела.

— Хорошо хоть было?

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Йожеф.

— Народу много пришло?

— Много…

Он проводил женщину на станцию и ждал там до вечера, пока она не села в местный поезд, идущий на Сен-Поль. Затем он вернулся домой и, не ужиная, даже не помывшись, поднялся наверх. На другой день вечером в присутствии бабушки Йожеф достал из ее тюфяка копилку. Любопытство так и распирало старуху, но расспрашивать она не решилась. После похорон она стала побаиваться зятя — такой он был теперь угрюмый, так мрачно смотрел, уставившись в одну точку. Она говорила соседкам:

«Верующий человек примиряется с волей господней. Каждому из нас приходилось хоронить близких — да почиют они в мире! — И бабушка Мишо набожно крестилась. — Мы оплакали их, проводили в последний путь. Но мой зять все ходит и ходит, словно его черт дергает… или нечистая совесть! Ничего не скажу о нем плохого, и ему не сладко, но неверующему господь отказывает в милосердии, не дает утешения».

Старая Мишо говорила на этот раз правду: милосердное утешение не снизошло на Йожефа Рошта. Он работал в шахте, объезжал на велосипеде окрестные деревни, сзывал шахтеров на собрания, каждый вечер сидел за книгами в читальном зале своей партии, принимал участие в собеседованиях, но успокоение не приходило. Йожеф замкнулся в себе, и только Лорану Прюнье удалось заставить его разговориться.

Недель через пять после похорон Полины, когда все, на первый взгляд, снова пошло своим чередом, Лоран Прюнье спросил:

— Какие же у тебя планы, Жозеф?

— У меня? Никаких. Какие у меня могут быть планы? — сказал Йожеф Рошта.

Коренастый секретарь Трепарвильской партийной организации со свойственной ему решительностью приступил к делу:

— Если ты решишь возвратиться с дочкой в Венгрию, мы поможем тебе во всем. И деньги на дорогу раздобудем, об этом ты не беспокойся.

— Деньги у меня есть, — тихо сказал Йожеф Рошта.

— Откуда?

Йожеф рассказал, как пришла к нему женщина из Сен-Поля и принесла последнюю весточку от жены.

— Полина знала, что я из-за нее остаюсь. Ей казалось, что я хотел бы освободиться от нее. Так вот и умерла с этой мыслью, — закончил Йожеф Рошта. Его лицо окаменело от душевной боли. — И я, значит, подтвердил бы это, если бы тронулся сейчас в путь…

— Довольно, Жозеф! — Лоран Прюнье энергично стукнул кулаком по столу. — Твои речи недостойны коммуниста! Действуй так, как диктует разум, и не мучай себя выдумками, не береди душу. Ведь ты мужчина, а не старуха, так что же ты ноешь! Укладывайся и отправляйся на свою родину, там тебе легче будет. И кончено! Меня ты уже позлил более чем достаточно.

Но весь этот гнев, все сердитые речи Прюнье были для Йожефа дороже ласки. Они помогли ему прийти в себя. Все стало вдруг ясным, само собой понятным. Да, действительно, самобичевание — занятие бессмысленное, бесцельное, оно лишь ослабляет. Сколько ни рылся Йожеф в своей памяти, за четырнадцать лет совместной с Полиной жизни — ведь это же правда! — он никогда ни в чем не провинился перед нею, всегда любил и уважал свою жену.

Йожеф как-то внутренне выпрямился. Он поднял опущенную голову и стал обдумывать, с чего начать сборы в дорогу. На всякий случай надо написать письма товарищам, которые уже вернулись на родину, написать и сестре Вильме — рассказать им в этих письмах о своих планах. Йожеф не ломал голову над тем, чем займется дома, в Венгрии. Работают же шахты Печского бассейна! А там уж наверняка пригодится опытный шахтер. Печ!.. Снова увидеть Мечек, Каменную гору…

В этот вечер Йожеф еще внимательнее, чем обычно, читал газету «Сабад неп», которая приходила из Будапешта с опозданием на несколько дней. С особым интересом просматривал он отчеты о добыче угля, стараясь представить себе, как идет жизнь на родине. На плите закипала вода для мытья посуды. Жанетта покачивалась на маленькой скамеечке у ног бабушки — казалось, девочка вот-вот упадет навзничь. Бабушка только что смазала ей ногу какой-то желтой мазью и теперь перевязывала ее у щиколотки чистенькой белой тряпицей. Она то и дело повторяла Жанетте:

— Да посиди же ты смирно! Мало тебе сегодня досталось?

Девочка засмеялась:

— Подумаешь, ссадина какая-то! Видели бы вы, как попало Луизе! У нее такой синячище вскочил под глазом… с мой кулак!

— Плакала, наверно, очень?

— Конечно! Сестра Анжела визжала и все пыталась растащить нас, а я ка-ак стукну ее по ноге, будто случайно, — она с испугу в сторону, да так и ухватилась за ногу!

Бабушка Мишо вся тряслась от смеха. Йожеф Рошта опустил газету на колени. Итак, дочка снова подралась. Просто сорванец-мальчишка, да и только! Старуха лишь смеется, о каком бы озорстве ни рассказывала Жанетта. В сущности, это она вдохновляет девочку на «подвиги», за которые следовало бы