Образцовые сочинения по школьным стандартам. 5–11 классы - Елена Владимировна Амелина Страница 8

Исследователи отмечали, что лирическое чувства поэта, его острое личностное переживание вызывает в памяти современного читателя стихи Джона Донна, ставшие эпиграфом к роману Хемингуэя «По ком звонит колокол»: «…Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол; он звонит и по Тебе»[29].

Мысль о неизбежном конце рождает в душе поэта чувство грусти о навсегда ушедшей юности:

Как сон, как сладкая мечта,

Исчезла и моя уж младость;

Не сильно нежит красота,

Не столько восхищает радость,

Не столько легкомыслен ум,

Не столько я благополучен;

Желанием честей размучен,

Зовет, я слышу, славы шум.

Эти мысли о беспощадном времени дают ему осознание того, что все земные ценности преходящи, а жизнь – «небес мгновенный дар». Поэтому долг человека – смириться со своей судьбой, стремиться обрести покой, так как земное счастье переменчиво и «ложно». Аналогичную мысль мы встречаем у А. С. Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…».

И это лирическое авторское чувство было новым для жанра оды. «Ода была превращена в исповедь: человек, осознающий себя личностью, столкнулся с трагизмом бытия; чем острее осознавались им свои духовные богатства, неповторимость индивидуальной жизни, тем трагичнее воспринимал он смерть, беспощадно уничтожавшую высшие ценности бытия. Ода и раскрывала в напряженном, исполненном экспрессии слоге смятенное состояние духа. Традиционные размышления о смерти утратили риторичность, отвлеченность и рассудочность, они были согреты живым теплом сердца поэта»[30].

Г. Р. Державин. Ода «Властителям и судиям»

Среди духовных од отметим переложение Г. Р. Державиным 81-го псалма, оду «Властителям и судиям». Над этим стихотворением поэт работал в течение нескольких лет, много раз переделывал его. Начато оно было в 1780, окончательно завершено, по версиям исследователей, в 1787 г., когда поэту удалось напечатать третью редакцию стихотворения. Однако когда спустя несколько лет он познакомил с этим произведением Екатерину II, то она приняла его холодно. Державина обвинили в «якобинских стихах», его должен был допрашивать С. И. Шешковский, секретарь тайной канцелярии императрицы. Тогда поэту пришлось писать объяснительную записку, в которой он доказывал, что «81 псалом перефразирован им без всякого дурного намерения»[31].

В этой оде поэт восстает против «сильных мира всего», обличает монархов и властителей. Он напоминает им об их долге – «сохранять законы», «спасать от бед невинных», «от сильных защищать бессильных», «исторгнуть бедных из оков», «без помощи, без обороны сирот и вдов не оставлять». Однако «земные боги» глухи к призваниям поэта:

Не внемлют! видят – и не знают!

Покрыты мздою очеса:

Злодействы землю потрясают,

Неправда зыблет небеса.

Гневный, обличительный пафос достигает кульминационного звучания в пятой и шестой строфах:

Цари! Я мнил, вы боги властны,

Никто над вами не судья,

Но вы, как я подобно, страстны,

И так же смертны, как и я.

Поэт напоминает здесь «властителям и судиям» о Божьем суде, о справедливой каре за совершенные злодейства:

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

Воскресни, Боже! Боже правых!

И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых,

И будь един царем земли!

Исследователи отмечали, что именно это стихотворение стоит у истоков русской гражданской поэзии декабристов, Радищева, Пушкина и Лермонтова. Не случайно и К. Ф. Рылеев вспоминает о Державине в своих «Думах»:

Он выше всех на свете благ

Общественное благо ставил

И в огненных своих стихах

Святую добродетель славил.

Он долг певца постиг вполне,

Он свить горел венок нетленный

И был в родной своей стране

Органом истины священной.

Везде певец народных благ,

Везде гонимых оборона

И зла непримиримый враг…

Г. Р. Державин. Ода «Водопад»

Философскую оду «Водопад» Г. Р. Державин начал писать в 1791 г. Первоначальный вариант ее состоял из 15 строф. Окончательная же редакция произведения была создана в 1794 г. и составила уже 74 строфы. Напечатана же она была лишь в 1798 г. Ода была написана на смерть выдающегося государственного деятеля и полководца, фаворита Екатерины II,князя Г. А. Потемкина. Он умер 5 сентября 1791 г. в степи, находясь в пути из Ясс в Николаев.

Стихотворение было создано в русле литературной традиции оссианической поэзии. Творчество Оссиана, легендарного кельтского барда, было очень популярно в европейской литературе. Вот как говорит о нем герой романа «Страдания юного Вертера» И. В. Гете: «Оссиан вытеснил из моего сердца Гомера. В какой мир вводит меня этот великан! Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков слушать с гор сквозь рев лесного потока приглушенные стоны духов из темных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, ее возлюбленный!» В 1792 г. в Москве вышел сборник песен Оссиана, переведенный Е. И. Костровым. Книга стала широко известной.

Именно в духе этой поэзии Державин строит внешний сюжет стихотворения: мы видим величественную, грандиозную картину водопада, где «алмазна сыплется гора», все утопает «в бездне, в мгле». Эта картина была навеяна реальным впечатлением поэта от водопада Кивач на реке Суне в Олонецкой губернии, где Державин был губернатором. Перед могуществом водопада преклоняется сама природа: попавшие в него сосны «ломаются… в куски», камни «стираются… в пески», льды, «как пыль стеклянна, ниспадают».

К водопаду приходят животные: волк, лань и «ретивый конь». И уже эти образы получают свой аллегорический смысл, воплощая различные человеческие качества. Вот как писал об этом сам автор в «Объяснениях на сочинения Державина…»: «под волком разумеется злоба; который от ужаса стервенеет или более ярится; под ланью кротость, которая робка при опасности, а под конем гордость или честолюбие, которое от препятств раздражается и растет»[32]. И внешний план стихотворения здесь переводится во внутренний. Возникает новый образ: к водопаду приходит «некий муж седой» (поэт имеет в виду полководца П. А. Румянцева). Именно он размышляет здесь о жизни и смерти, и голос этого героя сливается с голосом автора. Так, водопад ассоциируется у