Домработница - Фрида МакФадден Страница 74

Он из тех людей, которые не умирают никогда. Даже сейчас, глядя на его прекрасное лицо в открытом кленовом гробу (губы плотно сжаты, чтобы скрыть четыре отсутствующих зуба, которые Милли заставила его вырвать себе самому), я ожидаю, что сейчас его глаза раскроются и он вернется к жизни, чтобы устроить мне финальную экзекуцию.

«Ты и вправду считала, что я умер? Что ж, сюрприз-сюрприз — я живой! А ну быстро на чердак, Нина!»

Нет! Я туда не пойду. Никогда больше.

Никогда!

— Нина. — На мое плечо опускается чья-то рука. — Как ты?

Поднимаю глаза — Сюзанна. Когда-то моя лучшая подруга. Женщина, сдавшая меня Энди после того, как я рассказала ей, что за чудовище мой муж.

— Держусь, — отвечаю я и мну в правой руке носовой платок, который держу только так, для вида. За целый день я пролила лишь одну слезу, и то только когда увидела Сесилию в простом черном платье, которое я купила ей для похорон. Она сидит рядом со мной в этом самом платье и со взлохмаченными светлыми кудрями. Энди вышел бы из себя, узрев ее в таком виде.

— Это было такое потрясение! — Сюзанна берет мою руку в свои, и лишь огромным усилием воли я не вырываю у нее свою ладонь. — Какое ужасное несчастье!

В ее глазах светятся жалость и сочувствие. Она рада, что умер мой, а не ее муж. «Бедная Нина, какая ее постигла неудача».

Знала бы она!

— Ужасное, — бормочу я.

Сюзанна бросает на Энди последний взгляд и идет дальше. Дальше от гроба и дальше по жизни. Подозреваю, что на завтрашних похоронах увижу ее последний раз. И это меня ну нисколечко не удручает.

Устремляю взгляд на свои простые черные туфли и впиваю в себя тишину зала прощаний. Терпеть не могу разговаривать со скорбящими, с благодарностью принимать их сочувствие, прикидываться, будто убита горем из-за смерти этого подонка. Не могу дождаться окончания церемонии, чтобы начать новую жизнь. Завтра я сыграю роль безутешной вдовы в последний раз.

У двери звучат чьи-то шаги, и я поднимаю глаза. Энцо. Он отбрасывает длинную тень в свете, льющемся сквозь дверной проем, а его шаги отдаются гулким эхом в тишине зала прощаний. На нем черный костюм, и как ни красив был работавший в моем дворе ландшафтный дизайнер, в костюме он выглядит в сто раз красивее. Его черные влажные глаза встречаются с моими.

— Мне очень жаль, — тихо произносит он. — Я не могу.

Мое сердце падает. Он говорит не о том, что ему жалко Энди. Ни он, ни я не испытываем сожалений по поводу его смерти. Энцо просит прощения за другое. Я вчера спросила его: когда все это закончится, не захочет ли он уехать на западное побережье, далеко-далеко отсюда, и жить там со мной? Я и не ожидала, что он ответит согласием, но все же его отказ до сих пор печалит меня. Этот человек помог мне спастись, он мой герой. Он и Милли.

— Ты начнешь с чистого листа, — говорит он, и между его бровями пролегает складка. — Так будет лучше.

— Да, — роняю я.

Энцо прав. Нас с ним связывают слишком страшные воспоминания. Лучше начать все сначала. Но это не означает, что я не буду скучать по нему. И я никогда, никогда не забуду, чтó он для меня сделал.

— Позаботься о Милли, окей? — прошу я.

— Обещаю, — кивает он.

Он протягивает руку и в последний раз касается моей руки. Как и Сюзанну, я, возможно, никогда больше его не увижу. Я уже выставила дом Энди на продажу. Мы с Сеси живем в отеле, потому что я не переношу даже мысли о том, чтобы вновь оказаться в том месте. Я на восемьдесят процентов уверена, что дом полон призраков.

Смотрю на Сесилию, ерзающую на стуле в нескольких футах от меня. В прошлую ночь мы спали в отеле на одной кровати размера квин-сайз, и ее тощее тельце прижималось к моему. Я могла бы попросить поставить в комнату еще одну кровать, но Сеси хотела быть ко мне поближе. Она до сих пор еще не совсем понимает, что произошло с человеком, которого она называла папой, но ни о чем не спрашивает. Лишь испытывает облегчение, что его больше нет.

— Энцо, — говорю я, — ты не заберешь Сеси? Она тут уже очень долго и, должно быть, проголодалась. Может, сходите с ней в какое-нибудь кафе.

Он кивает и протягивает руку моей дочери:

— Идем, Сеси. Поедим куриных наггетсов и запьем молочным коктейлем.

Сесилия мгновенно вскакивает со стула — ее не надо просить дважды. Она послушно сидела все это время здесь около меня, но она по-прежнему лишь маленькая девочка. Я должна справиться с этим сама.

Через несколько минут после ухода Энцо и Сесилии двери в похоронный зал снова распахиваются. Увидев, кто стоит в дверях, я инстинктивно отступаю на шаг.

Уинчестеры.

Я затаиваю дыхание, когда Эвелин и Роберт Уинчестеры входят в помещение. После смерти Энди я вижу их впервые, но я знала, что этот момент настанет. Они приехали из Флориды, чтобы провести лето в Лонг-Айленде, несколько недель назад, но Эвелин так и не удосужилась наведаться к нам. Мы с ней разговаривали только один раз, когда она позвонила и спросила, не нужна ли мне помощь в организации похорон. Я ответила, что не нужна.

Однако истинная причина моего отказа заключалась в том, что я не хотела разговаривать с ней после того, как, можно сказать, убила ее сына. Во всяком случае, я ответственна за его смерть.

Детектив Коннорс сдержал все свои обещания. Смерть Энди была объявлена результатом трагического случая, и ни меня, ни Милли не вызывали для допроса. Легенда такова: Энди, мол, нечаянно захлопнул дверь в чердачное помещение, когда меня не было дома, и умер от обезвоживания. Правда, эта байка не объясняет синяков и недостающих зубов. У детектива Коннора есть друзья в офисе коронера, но Уинчестеры — одна из самых влиятельных и могущественных семей в штате.

Они знают? Они хоть немного подозревают, что я ответственна за смерть их сына?

Эвелин и Роберт шествуют через зал к гробу. Я почти не знаю Роберта, который так же красив, как его сын, и одет сегодня в черный костюм. Эвелин тоже в черном, что резко контрастирует ее с белыми волосами и белыми туфлями. Глаза у Роберта распухшие, но Эвелин выглядит как конфетка, словно только что после спа.

Я смотрю в пол, когда они подходят ко мне. Поднимаю