Домработница - Фрида МакФадден Страница 72

59

— О Боже! — шепчу я.

В каморке горит свет, как я и думала. Две лампочки, мерцающие под потолком, уже давно нуждаются в замене, однако их света достаточно, чтобы разглядеть Энди.

То есть то, что было когда-то Энди.

Целую минуту я не двигаюсь с места и лишь таращу глаза. А затем наклоняюсь вперед, и меня выворачивает. Слава Богу, я была слишком на нервах, чтобы завтракать сегодня утром.

— Привет, Нина.

При звуках голоса, раздавшегося за спиной, со мной едва не случается инфаркт. Зрелище, представшее моим глазам на чердаке, ввергло меня в такое состояние, что я не слышала шагов на лестнице. Резко разворачиваюсь и — вот она. Стоит, направив перцовый баллончик мне в лицо.

— Милли! — ахаю я.

Ее руки дрожат, лицо страшно бледно. Я как будто смотрюсь в зеркало. Но в глазах у нее полыхает огонь.

— Убери баллончик, — командую я со всем спокойствием, на какое способна. — Я не причиню тебе вреда, обещаю. — Скольжу взглядом по телу на полу и вновь смотрю на Милли. — Сколько дней он здесь пробыл?

— Пять?.. — говорит она бесцветным голосом. — Шесть? Я потеряла счет.

— Он мертв. — Я говорю это не как утверждение, а скорее как вопрос. — Сколько времени он мертв?

Милли по-прежнему держит баллончик у моего лица, и я боюсь сделать какое-нибудь резкое движение. Я знаю, на что способна эта девушка.

— Думаешь, он умер? Точно? — спрашивает она.

— Могу проверить. Если хочешь.

Она колеблется, потом кивает.

Я двигаюсь медленно — не хочу, чтобы мне влепили заряд перцового аэрозоля в лицо. Я слишком хорошо знаю, что это такое. Склоняюсь над телом своего мужа. Он не выглядит как живой. Глаза широко распахнуты, щеки ввалились, рот приоткрыт. Грудь не двигается. Но хуже всего — кровь вокруг рта и на белой рубашке. Через полураскрытые губы видно, что во рту у него не хватает нескольких зубов. Я подавляю позыв к рвоте.

Даже теперь, протянув руку к его шее, чтобы пощупать пульс, я ожидаю, что вот сейчас он схватит меня за запястье. Но нет — он не двигается. Прижав пальцы к его шее, я не ощущаю пульса.

— Он умер, — констатирую я.

Милли одно мгновение смотрит на меня, а потом опускает баллончик. Садится на койку и закрывает лицо ладонями. Она, видимо, только сейчас поняла чудовищность произошедшего. Весь ужас того, что она натворила.

— О Боже… о нет…

— Милли…

— Ты же знаешь, что это означает для меня! — Она поднимает на меня красные глаза. Огонь в них погас и остался лишь страх. — Все кончено. Меня опять посадят. Пожизненно.

По ее щекам текут слезы, плечи беззвучно трясутся — так плачет Сеси, когда не хочет, чтобы ее кто-нибудь услышал. Внезапно я вижу, какая Милли юная. Она всего лишь девочка.

И тогда я принимаю решение.

Присаживаюсь рядом с девушкой на койку и осторожно кладу руку ей на плечо.

— Нет. Ты не пойдешь в тюрьму.

— Ты о чем, Нина? — Она поднимает залитое слезами лицо. — Я же убила его! Позволила ему умереть взаперти в этой комнате, где он пробыл неделю! Как, скажи на милость, я могу избежать тюрьмы?!

— А вот так, — говорю я. — Потому что тебя здесь не было вообще.

Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.

— Как это?

«Моя дорогая Сеси, пожалуйста, прости меня за то, что я сейчас сделаю», — думаю я, а вслух произношу:

— Ты немедленно уйдешь отсюда. Я скажу полиции, что я была здесь всю неделю. Скажу, что дала тебе недельный отпуск.

— Но…

— Это единственный способ, — резко говорю я. — У меня есть шанс. У тебя его нет. Я… я не раз побывала в больнице для душевнобольных. Хуже уже ничего не случится. — Я делаю глубокий вдох. — Я вернусь в психушку.

Милли хмурится, шмыгает красным носом.

— Это ты оставила для меня перцовый спрей, верно? — спрашивает она.

Я киваю.

— Ты надеялась, что я его убью.

Я снова киваю.

— Так почему же ты не убила его собственными руками?

Хотелось бы мне знать ответ на этот вопрос! Я боялась, что меня схватят. Боялась отправиться за решетку. Боялась, что станется без меня с моей дочерью.

Но самое главное: я просто не могла. У меня не хватало духу, чтобы забрать у него жизнь. И тогда я совершила кое-что ужасное: обманом заставила Милли убить моего мужа.

Что она и сделала.

А теперь она может провести остаток своей жизни, расплачиваясь за это, если я ее не выручу.

— Пожалуйста, уходи, пока это возможно, Милли! — прошу я, а на глаза мне наворачиваются слезы. — Уходи! Пока я не передумала.

Милли не надо повторять дважды. Она встает и выбегает из комнаты. Слышу на лестнице ее удаляющиеся шаги. А затем хлопает входная дверь, и я остаюсь в доме одна — лишь я и Энди, вперивший мертвый взгляд в потолок. Все кончено. Все действительно кончено. Осталось только одно дело.

Я беру телефон и звоню в полицию.

60

Если я покину этот дом, то только в наручниках. Не вижу, как этого избежать.

В ожидании возвращения детектива со второго этажа я остаюсь на своем роскошном кожаном диване и, сжимая колени ладонями, задаюсь вопросом, не сижу ли я здесь в последний раз. Моя сумочка лежит на журнальном столике, и я импульсивно хватаю ее. Наверное, стоило бы сидеть тихо, как пристало нормальному подозреваемому в убийстве, но я ничего не могу поделать — достаю из сумочки телефон и вывожу на экран список последних звонков. Выбираю из списка один номер.

— Нина! — слышится встревоженный голос Энцо. — Что происходит? Что там у вас случилось?

— Полиция по-прежнему здесь, — выдыхаю я. — Всё… все выглядит не очень хорошо. Для меня. Они думают, что…

Мне не хочется произносить эти слова вслух. Они думают, что я убила Энди. А я не убивала его напрямую. Он умер от нехватки воды в организме. Но они считают, что я ответственна за это.

Я могла бы положить этому конец. Могла бы рассказать о Милли. Но не расскажу.

— Я буду свидетельствовать в твою пользу, — заявляет Энцо. — Расскажу, что он делал с тобой. Я же видел тебя там, на чердаке, взаперти.

Он и вправду это сделает. Ради меня он пойдет на все что угодно. Но на много ли потянет свидетельство человека, которого наверняка обрисуют как моего тайного любовника? И ведь я даже не могу это отрицать — я и