Серая мать - Анна Константиновна Одинцова Страница 65

А потом приступ прошел.

Лиля наконец приоткрыла глаза. Несколько раз сморгнула. Под набрякшими веками жгло. Казалось, ей в глаза насыпали того серого песка, который лежал повсюду. Она и сама наполовину зарылась в этот песок.

Песок? Откуда здесь песок?

Высохшие глазные яблоки медленно поворачивались в горячих глазницах, но Лиля никак не могла сообразить, что именно видит вокруг.

Это что, пещера?

г д е г д е г д е г д е г д е

Паника снова парализовала тело, мгновенно выжгла весь воздух из груди.

Где она?! И как тут оказалась?!

Все хорошо.

Нет, нет, нет, ничего не хорошо! Она валяется в грязи в какой-то долбаной пещере!

н о р м а л ь н о

Нет! Это совсем не нормально, мать вашу!

д о м

Это не может быть ее домом! Это вообще не дом…

д о м д о м д о м

Нет…

н о р м а л ь н о н о р м а л ь н о н о р м а л ь н о н о р м а л ь н о

Или все-таки…

а л ь н о н о р м а л ь н о н о р м а л ь н о н о р м а л ь н

Паника отступила так же быстро, как появилась. Лиля глубоко вздохнула и на секунду прикрыла глаза. Чего она испугалась? Что-то ведь только что было… А до этого… Вроде бы у нее похмелье? Или нет? Может, ей что-то подсыпали? Однажды, еще до беременности, она попробовала какие-то таблетки в клубе. Будущий муж так орал, когда она заявилась под утро домой… А ей было все равно. Кажется, она даже послала его.

Правильно. Пошел он. Пошли они все.

Но сейчас все было наоборот: кисель вместо мозга и тела, а на дне – твердый осадок тревоги о чем-то, чего Лиля никак не могла вспомнить. И еще она почему-то была абсолютно голой.

Нет, это ни хрена не нормально!

Преодолевая непривычную тяжесть в теле, она заворочалась в песке и села. Выпирающий живот лег на бедра.

Беременность.

Но Даня ведь уже родился?

Да. Ему уже пять. А это…

Лиля ошарашенно глядела на собственный живот, раздувшийся вдвое сильнее, чем при беременности Даней. Стройные ноги и руки на его фоне выглядели конечностями дистрофика. А кожа… Ленты растяжек, разбухшие сосуды, неровные серые пятна, и поверх всего этого – засохшая короста сизых разводов.

Она закричала бы, если б смогла, но из горла по-прежнему вырывался только свистящий хрип.

Все хорошо. У тебя внутри растет…

Хорошо?!

Задыхаясь от отвращения, Лиля ощупывала, а потом щипала себя дрожащими руками.

Это не могло быть по-настоящему. Ее тело не могло за одну ночь превратиться в… в… в это! Это был кошмар, сраный ночной кошмар, и она должна, должна, должна немедленно проснуться!!!

х о р о ш о х о р о ш о

Грязные руки с обломанными ногтями перестали дрожать и остановились.

х о р о ш о х о р о ш о х о р о ш о х о р о ш о

Рот наполнился приятной сладостью. По коже разливалось успокаивающее тепло. Как после ванны. Как после оргазма. Это и должен был быть оргазм.

Чувствуя жар и приятную пульсацию между ног, Лиля просунула руку под живот и коснулась себя кончиками пальцев. Мгновение спустя наваждение схлынуло, и она тут же отдернула руку.

Тревога, осевшая глубже на дно, поднималась обратно.

Это не Даня. Это не беременность.

И сломанное радио вовсе не в голове, оно у нее в животе!

И это не радио. Это…

м а м а м а м а н о р м а л ь н о д о м м а м а д о м н о р м а л ь м а м а м а

Нет. Господи, нет. Не может…

м а м а м а м а

Этого нет. Ей приснилось. Ей… Да, ей что-то подсыпали. Поэтому она ничего и не помнит. Это все долбаные глюки. И если она начнет прислушиваться к ним, будет только хуже.

м а м а м а

– Заткнись… – прошелестела Лиля и закашлялась.

м а

– Заткнись! – наконец сумела выкрикнуть она и кое-как встала на четвереньки.

Все в порядке. Все хорошо. Ты…

– И ты заткнись! Ни хрена не в порядке! Ни хрена!

Память вспыхнула обрывками смутных образов. Этот голос уже был. Она откуда-то знала его. И следовала за ним, но что-то пошло не так. Все пошло не так.

Продолжая выкрикивать беспорядочные оскорбления (это помогало заглушить оба голоса: и слабый лепет в животе, и тот, который шел будто бы извне), Лиля поползла к выходу из пещеры. Всего несколько метров, и вот он: почти прямоугольная арка, наполненная ртутным светом пасмурного дня.

Растекающийся под пальцами и ободранными коленками песок был усыпан какой-то дрянью. Раскидывая ее в стороны, Лиля, наконец, сообразила, что это.

Останки.

Серые кости, бурые обрывки плоти. Части чьих-то тел, обглоданные… кем-то…

Тобой. Ты их ела.

Нет. Конечно же нет.

Разве ты не помнишь? Ты питалась как следует, чтобы…

Лиля остановилась, наткнувшись на невидимую стену. Невозможные, не укладывающиеся в сознании воспоминания распирали голову изнутри. А снизу, из живота, ввинчивалось гудящее на одной ноте:

п л о х о п л о х о п л о х о п л о х о

Болезненная отрыжка подкатила к горлу, и Лилю стошнило на песок.

н е т н е т н е т е ш ь е ш ь е ш ь е ш ь

Нет!

Мышцы шеи задрожали, но радио переломило их сопротивление. Голова Лили склонялась ниже, еще ниже, пока губы не коснулись полупереваренных сизых кусочков, смешанных с темной слизью.

е ш ь е ш ь е ш ь е ш ь

Нет…

А теперь отдохни. Тебе нужно отдыхать. Ты…

– Нет! – завизжала Лиля и снова начала кашлять, отплевываясь от набившегося в рот песка. Она отчаянно желала, чтобы ее опять стошнило, но внутри словно опустился какой-то клапан. – Отвянь от меня! Этого нет! – покачиваясь, она беспорядочно размахивала вокруг себя рукой, отгоняя невидимку. – Это просто глюк! Это глюк! Тебя нет!

Когда все, кроме ее собственных бессвязных криков,