Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури Страница 55

– Книга была отправлена из магазина Эдмундо? – повторил я. – Тогда что у нас теперь вырисовывается, Эсти?

– Ясное дело, сынок, – не удержался дедушка. – Похоже, этот неугомонный букинист убил свою любовницу, внучку моего друга Гаэля.

43. Союзники

1974 год

Наступила ночь, и рыдания наконец стихли, уступив место сну. Девочки безудержно оплакивали сестру Акилину, хотя им и не довелось увидеть ее мертвой.

Тебе же пришлось это пережить. Перед твоими глазами все еще стояла эта картина: тело монахини, лежавшее посреди затопленного дождем сада. Ее трость, валявшаяся чуть в стороне, в нескольких метрах. Размозженная голова, кости, кровь вперемешку с грязью…

Когда ты пришла, это было все, что осталось от сестры Акилины. Ее самой больше не было.

Ты должна принять, что с этого момента твоя жизнь навсегда изменилась и в качестве руководства к действию у тебя есть только второй закон Эгерий: «Бери за себя ответственность».

И еще тебя беспокоит: что же оставила сестра Акилина в библиотеке старцев? Ты потихоньку спускаешься туда, как делала почти каждую ночь в последние годы: ты хорошо знаешь каждую скрипящую половицу и ледяной холод каменных стен. Идешь, сжимая в руке ключ, на этот раз в своей дневной одежде, а не в пижаме. Тебя преследует вопрос: куда делся Диего Оливьер, почему его не было рядом с дедушкой в тот момент, когда ты прибежала к особняку вместе с верной Микаэлой?

Ты открываешь дверь в библиотеку, включаешь свет и начинаешь осматривать все внутри, не совсем понимая, что нужно искать… И вдруг видишь на полу между мольбертами какую-то фигуру. Человек шевелится, стонет, пытается закричать, но кляп во рту не дает ему этого сделать. Руки у него связаны за спиной тряпками. Так же, как и ноги – на уровне щиколоток и коленей.

Ты осторожно приближаешься и внезапно с ужасом понимаешь, что он тебя не видит – его глаза слепы.

– Диего, ты в порядке? – задаешь ты нелепый вопрос – глупее не придумаешь в такой ситуации.

Он слеп, но не глух и теперь знает, что ты находишься рядом с ним. В любом случае ты собираешься его освободить. Сестра Акилина погибла, одолеваемая жаждой мщения: это была ее месть, ее война, ее мотивы. С твоих пятнадцати лет она сделала тебя своей сообщницей в тысячах преступлений, но теперь ее больше нет, и ты можешь наконец освободиться, не позволив ей утащить тебя за собой в ад. Семья Оливьер тебе не враги, и, кем бы они ни были, это просто чудовищно – ослепить человека и оставить запертым в библиотеке, связанным и с кляпом во рту.

Ты подходишь к Диего, освобождаешь его от этого кляпа, и он жадно начинает вдыхать воздух.

– Итака? Это ты, Итака? Пожалуйста, вызови врача, я ничего не вижу!

Лицо Диего пахнет скипидаром – очевидно, сестра Акилина плеснула ему в глаза эту едкую жидкость. Он крепкий молодой человек, и монахиня решила прибегнуть к помощи химии, чтобы уравнять силы.

У тебя есть бутылка с водой для разведения водорастворимых пигментов, ты берешь ее и промываешь ему глаза. У него сильный ожог: раньше они были золотистые, ты это помнишь – а теперь совершенно красные. Бедный Диего…

– Ты можешь?.. Можешь меня выпустить или ты с ней заодно? – умоляюще произносит он.

– Сестра Акилина погибла во время бури. Я боялась, что произошло что-то ужасное, поэтому спустилась сюда, как только смогла. Она запретила мне входить в библиотеку до ее возвращения, и у меня были подозрения, что она заперла здесь тебя.

– Но почему? Я ничего не понимаю. Я ведь просто пришел, чтобы купить какие-нибудь редкие книги, – растерянно бормочет Диего.

– Я дам тебе ответы на все вопросы, только попозже. А сейчас меня беспокоят твои глаза, и нужно подумать, как вывести тебя отсюда, чтобы ты получил медицинскую помощь. Ты не сможешь в одиночку добраться до больницы, а я очень плохо ориентируюсь в городе и не знаю ни одного врача.

– А директриса школы? Ты не можешь разбудить ее? Она, наверное, смогла бы что-то сделать.

«Ее нужно остерегаться», – проносится в твоей голове, но ты не хочешь слишком многое раскрывать Диего – он всего лишь незнакомец, которому ты помогаешь, но у тебя нет ни малейшего желания оказаться из-за этого за решеткой. Мать Магдалена может искусно вывернуть всю ситуацию и свалить всю вину на тебя. И ты опасаешься, что твои мечты обрести свободу оказались теперь под угрозой – твой план закончить учебу, забрать все заработанные за последние годы деньги и вырваться наконец из этого заточения, на которое тебя здесь обрекли.

– Нет, нужно придумать что-то другое. Директриса тоже может быть замешана во всем этом, – придумываешь ты отговорку.

– Тогда мы должны как-то выбраться отсюда, и уже из дома я смогу вызвать врача. Это недалеко. Ты можешь освободить меня?

Ты разрезаешь его путы одним из ножей, имевшихся в мастерской, и – на всякий случай – кладешь его себе в карман.

– Спасибо, спасибо тебе большое. Ты моя спасительница! Не знаю, что за кошмар со мной происходит, но я очень благодарен тебе за помощь, Итака, – бормочет Диего, все еще с некоторым недоверием и опаской.

Глаза у него по-прежнему зажмурены; он берет бутылку с водой и снова промывает их, а также рот и лицо.

– Тут ведь была лестница, верно?

Ты помогаешь Диего подняться по ступенькам, он опирается на тебя своими крепкими руками, и ты с трудом выдерживаешь его вес.

– Главное – не шуметь. Попробуем выбраться через окно во дворик, а оттуда перелезем через ограду и спрыг-нем вниз. Я буду тебя вести, – шепчешь ты.

Вы спешите прочь под покровом ночи – две тени, пошатывающиеся и опирающиеся друг на друга. Ты взялась помогать Диего, и меньше всего тебе хочется быть обвиненной в его похищении: ты прекрасно знаешь, что в этом деле не сможешь рассчитывать на защиту школы. Ты взвесила все возможности и вступила на рискованный путь, но это неизведанный пока для тебя риск. Знакомые пути слишком жестоки, чтобы ты могла обратиться к ним. Ты знаешь, что тебе потребуются союзники для твоей новой жизни. И этими новыми союзниками могут стать Диего и семья Оливьер.

Две тени в ночи – светлой, звездной и холодной, но такой восхитительно спокойной – проскальзывают по дворику и перелезают через ограду. Диего осторожно ощупывает прутья, перебираясь вслепую, по памяти, – ведь он столько раз видел раньше этот