Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева Страница 5

— А если я не стану ничего писать?

— Мы начинаем ходить по кругу, хабиби. Слушай, парень, ты веришь во Всевышнего? — Он заметил, что Муниф неохотно кивнул. — Ты же понимаешь, что живым ты бы отсюда по-любому не выбрался? Если бы даже за тебя заплатили выкуп.

— Не заплатили бы…

— Тем более. Так вот, рассуди с позиции человека уже мертвого… Во всяком случае, теперь у тебя есть редкая возможность — воскреснуть. Тебе дают шанс. Так хватай его! В этом высшая предопределенность. Стоит ли против нее дергаться? Сам же говоришь, ненавидишь генерала, платить за тебя некому… Подумай, прикинь, что ты теряешь и что приобретаешь. Я уж не говорю о том, что ты будешь получать деньги за свою работу. Никто не собирается тебе выкручивать руки бесплатно, — он хмыкнул. — Ты парень сообразительный, можешь стать не просто агентом и на территории третьих стран пройти спецподготовку… Я забегаю вперед, понимаю, что ты сейчас мечтаешь только об одном — свалить отсюда побыстрее и подальше от меня и своих обязательств. Но когда ты окажешься в безопасности и осознаешь, что от обязательств тебе не уйти — у меня есть твои фотографии в компании избивавших тебя игиловцев, а также будут фотокопия паспорта и собственноручно написанное согласие, — ты вернешься ко всему сказанному здесь, взвесишь все на холодную голову и поймешь — это не то чтобы единственный выход, а единственно верный. Рассуждать в состоянии цейтнота слишком сложно. Надо спешить. Я не могу до конца доверять тем, кто повезет тебя в Идлиб, но выбора нет. Все же это довольно верные люди, насколько это здесь возможно. Ты свалился на мою голову несколько не вовремя.

— Я с тобой буду встречаться? — впервые спросил что-то внятное Муниф.

— Очень маловероятно. Впрочем, когда-нибудь не исключаю. Надо будет прикинуть, где ты бываешь в Сане часто, чтобы это не вызвало ничьих подозрений. Твоя безопасность превыше всего. На этом маршруте для тебя оставят знак, означающий готовность встретиться. Ты в ответ оставишь свой. Укажешь место, где сможешь безопасно увидеться с человеком из Центра. Далее он сам будет назначать место встречи. Ну там разберешься. Я даже не смогу тебе в данный момент описать того, с кем ты станешь контактировать. Только потому, что у меня сейчас сложная ситуация со связью. Установочная встреча расставит все по местам. Одно знаю наверняка — тебе придется восстановить свои связи с хуситами. Ты ведь, как я понимаю, с ними порвал?

«И предал», — подумал Муниф, но вслух ничего не сказал.

Они вернулись в дом, но теперь в другую комнату. В тесной кухне стояла плита с газовым баллоном. Трубка явно подтравливала: в воздухе витал запах газа. Узкий стол с откидной доской был заставлен пустыми консервными банками. Салим сгреб их в большой пластиковый бачок на колесах. Мусор из города наверняка не вывозят, а доволакивают в бачках до ближайшей зловонной свалки с тучами черных мух над ней. Такие свалки были и в Йемене. Их периодически поджигали, и тогда горьким очень характерным дымом заволакивало близлежащие кварталы.

Салим положил на стол несколько листков бумаги и ручку, а сам достал из рюкзака, стоящего у окна, пару консервных банок и бутылку с водой. Муниф, подивившись, как в такой ситуации этот разведчик может есть, сел и начал писать, но когда Салим вскрыл банки и протянул одну ему вместе с бутылкой воды, Муниф вдруг жадно принялся есть и пить взахлеб, прикончив разом полбутылки. Он, наверное, никогда в жизни не ел так неистово.

Украдкой поглядывал на Салима, испытывая одновременно ненависть, уважение и любопытство. Увидел только безмерную усталость на его лице. Он знал некоторых офицеров из йеменских спецслужб — поверхностно, выполняя поручения Джазима и встречаясь с ними. Муниф не был склонен их недооценивать, но и не боялся. Воспитывали его с ощущением свободы и независимости от Саны и власти президента. Племена оставались своевольными всегда, и по сей день. Их законы превыше всех законов — и юридических, и даже мусульманских. Они могли диктовать президенту свои требования. И диктовали. Муниф ощущал свою принадлежность к такой силе. До тех пор пока не увидел изуродованные трупы своих соплеменников в морге. Там, под мертвенным светом люминесцентных ламп, рассеялись остатки иллюзий о мнимой безопасности. Хотя они развеялись, вообще-то, чуть раньше…

— Ты будешь пялиться на меня? Когда все закончится, я подарю тебе свой портрет на память, — пошутил Салим и постучал по листку бумаги, намекая, что надо писать.

— У тебя кровь на рукаве, — с брезгливостью заметил Муниф, подумав, что этот разведчик не гнушался кого-то бить, как те двое. Он и с ним, Мунифом, так поступил бы, если бы не сломал его сразу же морально.

— Шайтан! — Салим начал расстегивать камуфлированную куртку, морщась. Под ней обнаружился тренированный торс и пропитавшийся кровью бинт на левом плече. Салим достал из того же рюкзака черный вакуумный ИПП. Когда он его разорвал, Муниф узнал израильский перевязочный пакет. Видел такие у схваченных властями бойцов «Аль-Каиды» — AQAP. Этот был с двумя подушечками для сквозного ранения, которое, собственно, у Салима и наличествовало.

— Помоги, — попросил он и протянул нож, чтобы распороть прежнюю повязку, нисколько не опасаясь вооружить своего пленника.

Муниф и в самом деле не решился на него напасть. Аккуратно снял повязку, обнаружив под ней неприглядное незашитое отверстие с рваными краями, из которого вяло сочилась кровь.

— Где это тебя? — Муниф довольно ловко его перевязал, затянув эластичным бинтом, чтобы кровь остановилась.

— Здесь же, в Эс-Сауре, — Салим снова постучал по бумаге.

Пока Салим одевался, Муниф разглядел заинтересовавший его нож. Американский «Вестерн» с деревянной ручкой из красного дерева, довольно старый, истертый и поцарапанный, по-видимому, сменивший не одного владельца. Ведь наверняка Салим не участвовал в «Буре в пустыне», где использовали эти ножи «последнего шанса». А почему, собственно, не участвовал? Ему сейчас около сорока, даже чуть больше. Если был иракским солдатом… Иракцев побили в Кувейте, но ведь мог быть у него трофей? Однако как мог разведчик России в качестве иракского солдата да еще в таком юном возрасте оказаться в той заварушке?..

На одном листке Муниф быстро написал биографию, благо она небольшая. Несколько раз Салим заглядывал ему через плечо и указывал пальцем на те слова, которые не мог разобрать. Муниф тоже молча приписывал сверху более четко.

«Я, Муниф ибн Наджи аш-Шараф…» — вывел он