Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури Страница 4

знания. Он называется «Титивиллус», по имени маленького демона, нашептывавшего переписчикам под руку, чтобы они совершали ошибки в своей работе, и потом поджидавшего их в аду. Ты утаскиваешь журнал после ужина, когда сестра Акилина исчезает – как говорит она сама, ухаживать за стариками… кто ее знает, что она имеет в виду. Ты входишь в ее келью и подменяешь журнал на предыдущий номер. Изучаешь его, выписываешь все самое интересное, чтобы не забыть, и возвращаешь на место до того, как сестра прошествует обратно по коридору из восточного крыла, со стороны частных владений школы – великолепного здания из серого камня, наподобие английского замка, со своими маленькими зубцами на стенах и круглой башней.

Однако на этот раз тебе предстоит нечто другое: ты собираешься похитить драгоценный кусочек библиографической редкости.

Весь план тщательно продуман.

Во время празднования дня святой покровительницы ты вызвалась поработать на школьной ярмарке-лотерее. Ты рисовала забавные карикатурные портреты учениц, по пять песет за штуку. Ты работала двенадцать часов без перерыва. Даже когда все сестры отправились обедать, ты осталась, чтобы нарисовать еще несколько портретов. В конце дня ты сдала кассу, целое состояние: сто песет. Ученицы, желавшие получить портрет, сменялись одна за другой, и монахини были настолько заняты лотереей, музыкой, мессой и визитом епископа, что никто не подсчитывал количество сделанных тобой рисунков. Поздно вечером, оставшись одна в туалете, ты наконец смогла развернуть перед собой свое богатство: шестьдесят пять песет. Это был твой первый заработок, твой первый гонорар, твой первый доход.

Потом будет еще много – и всегда благодаря твоему мастерству, которое так радостно и легкомысленно все называли «твоим даром». Как будто годы упорной учебы и практики были ни при чем, словно ты родилась, уже умея копировать Гогена, и для этого не нужно было бесконечно изучать грустные лица его таитянских женщин, пытаясь вжиться в их душу и постичь тайну их потерянного взгляда.

С деньгами, вырученными на дне святой покровительницы, ты улизнула в одну пятницу, когда у вас было свободное время и монахини позволяли воспитанницам выходить на часок прогуляться по Витории. Когда-то ты упросила сестру-библиотекаря, чтобы та разрешила тебе подметать пол в библиотеке и вытирать пыль с книжных полок. По прошествии некоторого времени иногда – лишь иногда – случалось, что она оставляла тебе ключ, а сама уходила. Однажды такой счастливый день выпал на пятницу, и ты помчалась в хозяйственный магазин на улице Олагибель, где за двадцать песет сделала себе дубликат. Потом выжидала несколько недель, стараясь не посещать слишком часто библиотеку, чтобы сестра-библиотекарь успела о тебе подзабыть. И вот наступил понедельник – в этот день библиотека закрыта во второй половине дня: много уроков у приходящих учениц и все монахини заняты…

Это был долгий день. Микаэла, самая богатая из учениц школы, наверное, уже получила сюрприз. Она всегда плохо к тебе относилась, и ты знаешь, что она устраивала неприятности девочкам, которые когда-либо пытались общаться с тобой. Микаэла возглавляет «круг избранных» в классе. Монахини смотрят на все сквозь пальцы благодаря щедрым пожертвованиям ее отца.

Ты всегда старалась держаться от нее подальше, чтобы не быть постоянным объектом насмешек – она любила задавать одни и те же вопросы: «Эй, а тебя куда родители повезут на каникулы? Где ты будешь отмечать Рождество?» Сначала было больно, но потом ты научилась принимать это как обычную неприятность, вроде ливня или грозы с громом. Дождь тебя намочит, но не убьет. Молния может тебя испепелить, но ты доверяешься своей судьбе, и все проходит стороной.

А вчера Микаэла пришла с отметиной на щеке. Все пять пальцев. Видимо, от ладони ее отца, как все мы предположили. Никто ничего не сказал. Микаэла тоже молчала. У тебя самой нет отца, и ты впервые рада быть сиротой: что, если б твой родитель тоже оказался таким? Ты знаешь, что Микаэла влипла в историю. В последнее время она часто прогуливает занятия, и всем известно, что виной этому мальчик, один из учеников школы Саградо Корасон. И вот вчера она опять прогуляла.

Мать Магдалена потребовала от Микаэлы, чтобы ее отец прислал в школу объяснительную записку по поводу ее отсутствия. Ты от кого-то об этом услышала: в школьных коридорах эхом разносятся все разговоры, особенно самые сокровенные. Всегда найдется кто-нибудь, монахиня или ученица, кто разболтает секрет. И пока сестра Акилина ведет урок естествознания у учениц третьего класса, ты проникаешь в ее кабинет и ищешь объяснительные записки от отца Микаэлы. Подпись у него простая, стилизованная, с курсивным начертанием и незамысловатым росчерком. Твердая и высокомерная – как и сам отец, бьющий свою дочь.

Важно также использовать правильную бумагу, но, к счастью, это обычный альбомный лист; чернила – черного цвета, найти такие же не составит труда. Ты составляешь письмо, беря слова из предыдущих объяснительных записок, и в результате отсутствие на занятиях в часы запретных поцелуев оказывается следствием обычной простуды. Микаэла никогда не узнает, кто спас ей другую щеку.

А ты тем временем трясешься от страха в библиотеке.

Одно дело – тысячу раз по ночам представлять себя обладательницей иллюстрации, которой ты одержима. И совсем другое – повернуть ручку, вставив в замочную скважину дубликат ключа, тяжело дышать в ожидании, сработает ли замок, потом быстро проскользнуть внутрь и закрыть за собой дверь. И вот ты наконец в пещере Али-Бабы, но свет включать нельзя. Тебя окружают несметные сокровища – настоящий соблазн для того, у кого нет ничего за душой, кроме сорока пяти песет и ключа.

Вокруг царит полутьма, благодаря высокому и узкому окну, и ты пробираешься сквозь светотени этого живого полотна. Наконец добираешься до своей вожделенной книги и достаешь скальпель, прихваченный на уроке предтехнологии. Вырезать страницу из старинной книги вовсе не так-то просто, как казалось раньше. Бумага крепко прошита, и нить не поддается. Лезвие скальпеля недостаточно острое. К тому же ты не хочешь испортить книгу: она заслуживает того, чтобы оставаться такой же прекрасной в последующие сто лет – пусть без одной страницы, но в безупречном состоянии. Ты не хочешь повредить другие страницы – они не виноваты в том, что в них нет той завершенности и красоты, как на этой иллюстрации, завладевшей твоим воображением с детства.

Ты закрываешь глаза и стараешься сосредоточиться. Повторяешь про себя стихотворение Альмафуэрте, одного из твоих учителей, одного из тех, кого ты не знала, но кто открыл для тебя первые крупицы жизненной истины:

Даже если побежден ты, не сдавайся.

Даже если раб,