Джастин Скотт - Девять драконов Страница 29

— Где сегодня твой дружок? — спросила мать.

— Он со своей семьей.

Мать понимающе кивнула:

— Праздники — самое плохое время.

Вивиан сказала:

— Это не так.

Но, конечно, это было так, и слова в ее голове звучали: «Я — не такая, как ты».

После ста пятидесяти лет занятия торговлей в Азии семьи Макинтошей и Фаркаров были по-прежнему шотландцами в душе. И поэтому Рождество было простым праздником с игрушками и традиционным жарким в полдень, но Хогмэнэй был самой радостной и важной ночью сезона, и все, кто мог, спешили домой в Пик-хаус. Викки помнила волнение в верхних комнатах, и комнаты для гостей, заполненные пришедшими к ним кузенами и кузинами, и тот особенный восторг, когда они одевались к предстоящему волшебному торжеству. На мужчинах были килты,[31] на женщинах — длинные белые платья с клетчатыми шотландскими кушаками. Хьюго играл на волынке.

Сегодня ночью они гостей не ждали. Тяжелый полумрак заполнял все комнаты большого старого дома, как холодный мрачный туман. Смерть Хьюго была слишком свежа на их памяти, и размолвка Салли и Дункана была как кровоточащая рана.

Викки еще раньше отправилась в клуб и нашла там мать, которая сидела молча, пила и хотела бы остаться одна. Викки вернулась домой, чувствуя себя странно — одинокой и никому не нужной.

Слуги прятались на кухне. Если у Викки и были какие-то сомнения на тот счет, что это будет унылый, тяжелый вечер, они развеялись, когда она увидела вечерний костюм отца, лежащий наготове вместо шотландской юбки. Она долго думала о том, что надеть, и решила, что стоит быть нарядной хотя бы ради детей Хьюго — им нужен был праздник.

Фиона, которая мужественно держалась все Рождество, была готова заплакать. Питер пил — его очередной срыв, который даже Мэри Ли, при всей своей железобетонности, не могла блокировать. Викки почувствовала боль за Мелиссу и Миллисент — рыжеволосых дочек Хьюго. Им было десять и двенадцать лет, и казалось, они боятся и не верят, что снова смогут радоваться. Период со дня смерти отца был слишком длинным для их коротеньких жизней, и они жались к Фионе. Викки не могла понять, боятся ли они, что их мать снова будет плакать, или что они могут потерять и ее. Девочки явно обрадовались и оживились, когда Викки сошла вниз по лестнице в красном шелковом открытом вечернем платье и прошла по натертому паркету, постукивая высокими каблуками.

— Тетя Викки!

— Мои хорошие!

— Ты, наверное, замерзла в таком платье.

Мелисса погладила ее по плечам. Викки больно кольнуло то, что по горькому стечению обстоятельств она будет им теперь вместо Хьюго — тетушкой Викки.

Миллисент обвилась руками вокруг нее:

— Я так люблю твои волосы.

Она убрала их назад большой заколкой с бриллиантами, которую ей подарила мать в тот день, когда покинула дом, говоря, что на яхте ей не нужны драгоценности.

— Спасибо, Миллисент. Ты тоже выглядишь такой прелестной. Вы обе. Что все будут пить?

— Дядя Питер пьет виски, — доложила Мелисса.

— Думаю, я буду пить шампанское.

— Мама говорит, что мы должны подождать до полуночи.

— Давайте пойдем к ней и скажем, что все хорошо.

Она пересекла гостиную и подошла к креслу, где сидела англичанка, глядя из окна на город.

— Дорогая, давай выпьем со мной немного шампанского?

Фиона подняла глаза, полные слез.

— Идите поиграйте, девочки, — сказала Викки, обнимая их за плечи и отправляясь с ними к бару, скрытому за тяжелыми драпировками. — Но сначала нам надо открыть бутылку шампанского. Дедушка уже спустился вниз?

— Он пошел к телефону.

— Да? Ну что ж, тогда мы откроем ее сами — главное, не сломать ноготь. Ну, вы идете?

— Тетушка Викки!

— Что, Миллисент?

— А где мы будем на будущий Хогмэнэй?

Викки замолчала. Она вынула из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского. Викки боролась с пробкой, отчаянно думая: в самом деле, где они будут?

— Конечно, ты приедешь домой на каникулы из Гордонстауна.

Школа, где учился Хьюго, а теперь будут учиться его девочки.

— А вы, мадам Мелисса, можете остаться в гонконгской школе лет эдак на восемьдесят, если не подтянете свои оценки.

— А китайцы?

— Они тоже будут здесь.

— А они нас не выгонят?

— Ни за что.

— А если они нас арестуют?

— За что?

— За то, что мы — это мы.

У Мелиссы были пронзительные глаза Макинтошей, и сейчас они были широко раскрыты, прелестны и сосредоточенны — она ждала ответа.

Единственным ответом, который знала Викки благодаря тому, что отец сделал так, что они прикипели к Гонконгу и не хотели его покидать, это то, что Макфаркарам некуда ехать, если дела пойдут скверно. Но к ней пришло спасение в лице тайпана, спускавшегося по лестнице и погруженного в свои мысли. Пусть он ответит.

— А вот и ты, папочка. Как ты думаешь, китайцы арестуют нас за то, что мы — это мы?

Дункан Макинтош удивленно уставился на Викки. Но когда увидел внучек, он улыбнулся:

— Кто хочет это знать?

— Мелисса.

— Китайцы собираются арестовать всех юных леди, которые не хотят хорошо учиться в школе, и послать их кормить свиней в Монголии. Так выпьем же за это.

Он взял бокал из рук Викки и наполнил третий бокал.

— Отнесите его своей маме. Скажите, что тайпан велел выпить его. Быстрее, юные леди! Но только не бегите с бокалом.

— Он подмигнул Викки, но сам был за сотни миль отсюда.

— С Новым годом, папа!

— С Новым годом, ваше высочество! Чтобы нам одолеть пройдох, надеющихся на этого сукина сына Ту Вэй Вонга.

— Я ценю твою помощь.

— Конечно, что ты могла сделать, когда оказалась среди этих ублюдков… Вивиан помогла тебе?

— В сущности, она удержала меня от того, чтобы выплеснуть чай в рожу товарищу By.

Ее отец ухмыльнулся:

— Она в этом незаменима. Таскает для меня каштаны из огня, когда я теряю контроль над собой. Поэтому-то я и послал ее вместе с тобой.

— Я буду иметь ее в виду, когда в следующий раз нам предложат отказаться от отеля.

— Она сказала мне, что ты выжала максимум из скверной ситуации. Все это мне не нравится, но сейчас By заказывает музыку.

Это был почти комплимент, и Викки растерялась, не зная, что ответить.

— Я дала ему с собой бутылку «Глен Эфрик»…

— Надеюсь, он сейчас хрюкает над ней и блюет…

Его взгляд скользнул к окну. По странной оптической причине — китайские эксперты объяснили бы это сочетанием ветра, воды и драконьих костей, — «убежище от тайфунов» в Козвэй Бэе было видно в проем, образовавшийся посреди плотно пригнанных друг к другу зданий, за несколько миль отсюда и на тысячу футов внизу. Викки боролась с искушением взять подзорную трубу и навести ее туда, где «Вихрь» можно было разглядеть среди множества суденышек.

— А где Вивиан этой ночью?

— Держи язык за зубами.

— Извини.

Он оглядел комнату, не видя там никого.

— Господи, да здесь, как в морге.

Они обменялись взглядом и неожиданно почувствовали себя заговорщиками.

— Давай сбежим отсюда, — прошептала Викки.

— А куда?

— Пойдем к кому-нибудь в гости, пока нас никто не опередил, будем «первыми гостями».

Лицо отца сразу же прояснилось.

— Все берите свои пальто. Мы идем в гости. Ван! Машину! Ван! Где этот бездельник?

Он нажал кнопку двусторонней оперативной связи.

— Ван! Машину! И быстрее!

— Что такое «первый гость»? — спросила Мэри.

— Мы заходим в гости, — объяснил Питер. — И там выпиваем. Правильно, папа?

— Это такая новогодняя традиция. Сначала постреляем из ружей. Потом возьмем виски и овсяные лепешки. Первыми идут брюнеты — на счастье.

— Тогда — это я, — сказала Мэри.

— Женщины — к несчастью. Это касается и маленьких рыжих леди. И, кстати, блондинок тоже. С Божьей помощью мы внесем тарарам в кое-какие несчастные дома. Так… Первым пойду я, потом Питер, затем брюнетка Мэри, а потом Викки и Фиона.

Его голос внезапно упал. Всем показалось, что в комнате прозвучали имена двух отсутствующих, и они избегали смотреть в глаза друг другу. Наступило молчание. Временами Викки видела, как плечи отца вздрагивали, словно от подавленных слез, и поняла, что боль потери сына не притупилась.

— Вообще-то рановато, — заметил Питер. — До полуночи еще несколько часов.

— Тогда сначала мы пойдем к китайцам. Они в этом мало что понимают. В наших обычаях.

Он быстро пошел к подносу в переднем холле, на котором лежала куча новогодних приглашений, которые они никогда не принимали.

— Мы будем шнырять по городу, как цыгане, — эхом прогудел его голос, и Викки гадала — что это на него нашло? Вскоре он вернулся, держа что-то в руках.