Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева Страница 23

Американский орел с белоснежной головой, символизирующей чистые помыслы, в то время как все тело и деяния этого орла темные, а когти в крови жертв.

Так чего удивляться лозунгам хуситов! Хоть кто-то в стране смотрит на вещи открытыми глазами и называет вещи своими именами: «Смерть Америке! Смерть Израилю…»

— Ну что? Дать тебе денег и пойдешь? — со скрытой усмешкой спросил Муниф, развалившийся на подушках. «Вот усну сейчас, а он меня прирежет, — тут же подумал он с сомнением по поводу своей затеи. — И может, к лучшему».

Его бросало то вверх, то вниз — моральное состояние было то упадническим, то вдруг восторженным — наконец что-то сдвинется с мертвой точки. Вся его жизнь в какой-то мере была мертвой точкой, которую вроде поставил Джазим, но он же дал одновременно и новый отсчет, приведший к тому, что возникло в судьбе Мунифа сейчас.

— А что? Можно как-то иначе? — Пич облизывал пальцы. — Я никогда так вкусно не ел.

— Вариант — можешь остаться.

— А что взамен?

— Хороший вопрос. Ты знаешь, что такое назр? Обет перед Всевышним. Ты мне необходим, чтобы его выполнить. Проще говоря, благодеяние, милостыня своего рода. Я был примерно твоего возраста, когда мне вот так же помогли. Но есть и корыстный интерес — нужен помощник, который будет мне верен и который, если понадобится, жизнь за меня отдаст. К тому же будет держать язык за зубами.

Пич не верил ни одному его слову. Ни про обет перед Аллахом, ни про благодеяния, а вот то, что придется жизнь отдать, — это похоже на правду. Только его после вкусной козлятины это не слишком пугало. Если каждый день или хотя бы через день будут так кормить, можно и под пули. А то бывало, что под пулями, но с пустым брюхом. Сколько угодно! Пич вздохнул, вспомнив свое недавнее прошлое на корабле сомалийских пиратов. Его продал пиратам родной дядя, которому он достался в качестве наследства после гражданской войны от брата — отца мальчишки. Кроме французского и арабского, Пич знал еще родной сахо — родственный сомали, поэтому с пиратами они хорошо понимали друг друга. Он был при них в основном на побегушках, но, как и они, вооруженный автоматом Калашникова с прикладом, перемотанным изолентой, которая на жаре становилась мягкой и липла к рукам. Стрелял как и весь их бандитский экипаж, но без уверенности, что попадет. Все они выглядели оборванцами, но главные на корабле были богачами и всё равно выходили в море. Если бы не ранение Пича…

В одной из атак на корабль пираты получили отпор. Судно оказалось русским. Моряки забаррикадировались внутри своего танкера и вызвали подмогу. Их морпехи вскоре появились и штурмом взяли танкер. Один из пиратских кораблей потопили. Нескольких парней ранили, в том числе и Пича, ему тогда было почти двенадцать лет. Врач моряков оказал ему первую помощь, а затем, когда Пич остался наедине с доктором, он сообщил ему, что похищен пиратами. Сразу достигал этим две цели — избавлялся от надоевших пиратов и бил на жалость русских моряков.

В тот момент никто не знал, что, обезоружив пиратов, их отпустят восвояси. Они, правда, довольно долго лежали на раскаленной от солнца палубе, им давали пить и даже накормили. Все пираты выглядели изможденными, тщедушными, напуганными, но только Пич прекрасно знал, что это обманчивое впечатление. Они жестокие и изощренные. При любой возможности пытали и насиловали, и смеялись, скаля белые зубы на худощавых скуластых лицах. Пича многократно избивали за любую провинность или нерасторопность, несколько раз пытались изнасиловать, однако он сопротивлялся так отчаянно, что насильники с расцарапанными рожами отступались, тем более одного из предпринимавших подобную попытку Пич ночью прирезал. Больше желающих к нему приставать не появлялось.

На танкере по распоряжению русского капитана Пича отделили от остальных пиратов, вроде как под предлогом, что ему необходима особая медицинская помощь, впрочем, никаких объяснений никто и не требовал, да и не снизошли бы морпехи до объяснений — здоровенные парни в камуфляже. На их фоне распластанные по железной палубе пираты — в шортах и в футболках, а некоторые и в одних только шортах, босые — казались еще более жалкими.

Пич тогда впервые за всю свою никчемную жизнь почувствовал себя человеком. Он лежал на койке с чистыми простынями, укрытый одной из них, из иллюминатора дул легкий морской ветерок, работал вентилятор, стоявший на столе, окрашенном белой краской, пахло лекарствами. Доктор, с чистыми руками, сам непривычно белый (Пич крайне редко видел белокожих, только на кораблях, куда они карабкались с помощью легких алюминиевых лестниц с крюками, цепляясь ими за борт судна или за фальшборт), был ласковым.

Блаженствовал в чистоте Пич недолго, танкер прибыл в порт Адена. Русские моряки хотели сдать мальчишку местным властям, чтобы о нем позаботились, однако Пич не стал дожидаться полицию и, поскольку в порту они встали на рейд ночью, за три часа до рассвета спрыгнул с корабля. Он добрался вплавь до берега и, уже истекая кровью, попал в руки местного рыбака, который, к счастью, выходил из порта на своей лодчонке, только что починив мотор и собираясь на рыбалку. Чинил мотор он у своего зятя в мастерской порта, втихаря воспользовавшись блатом и украденными деталями, предназначенными для казенных нужд.

Рыбак подобрал мальчишку, спрятал у себя, выхаживал почти месяц и кормил, отнесшись с сочувствием и пониманием к его судьбе. В жалкой глиняной лачуге не было ничего — голый пол и стены и лишь тряпье на полу, где спала вся семья вповалку. Зато там кроме отвратительного запаха рыбьих потрохов, быстро тухнущих на жаре, и запаха нищеты витал тонкий аромат доброты и настоящего мусульманского великодушия и богобоязненности.

До сих пор Пич испытывал смущение и боль оттого, что, едва встав на ноги, он украл деньги, вырученные хозяином от удачного улова, и был таков. А ведь эта семья и воспитала бы его, и приспособила бы к профессии рыбака или портового рабочего, они бы наверняка праздновали его свадьбу когда-нибудь и нянчили бы его детей как собственных внуков, не делая различий между кровными и приемными. Но в тот момент Пич еще действовал по пиратской инерции, видел лишь возможность обогатиться и чувствовал опасность, оставаясь на одном месте. Если русские моряки заявили о нем властям Йемена, его могли искать.

Три следующих года он скитался