Красота красная - Аранца Портабалес Страница 16

Ана не очень интересовалась современным искусством и мало что знала о его особенностях, за исключением культовых алых туфель с шипами. И то лишь потому, что репродукции этой обуви можно было купить меньше чем за десять евро в любом сувенирном магазине в старом районе Сантьяго. Футболки, значки, магниты на холодильник… Наверняка близнецы Сомоса жили за счет авторских прав на эту несуразицу.

Ана пробежала взглядом по стеллажам. Если нужное сразу же не попалось на глаза, можно сделать запрос на компьютере или попросить о помощи. Впрочем, она не сомневалась, что отыщется несколько томов, посвященных матери девочек-близняшек.

Конечно же, они нашлись. Ана взяла две книги: «Аврора Сиейро. Рождение социальной скульптуры» и «Аврора Сиейро. Все работы. Детальное исследование красной стадии».

Нагруженная обоими томами, она направилась к столу. Выудила из сумки блокнот и ручку. И начала с более тонкой книги. Это оказалось эссе о важности Авроры Сиейро в феминистском движении, в котором описывалась эволюция ее творчества. В начале творческой деятельности та затрагивала этические области, вплоть до социальной сферы. Особое внимание уделялось переосмыслению социальной концепции скульптуры, сочетающей чистые белые формы с протестным посылом. Женщины и их роль в обществе были центральной темой работ Авроры. Скульптура туфли с шипами в шестидесятых годах была запрещена в Испании, а в мае шестьдесят восьмого во Франции стала символом студенческих движений. Работа изображала туфлю, усыпанную алыми лепестками роз. Каблук был в виде стебля розы, на котором выделялись шипы. Красота и боль шли рука об руку, символизируя женственность. Оригинал, ознаменовавший начало ее красного периода, автор передала в дар Галисийскому центру современного искусства.

Даты основных выставок и подробности наиболее выдающихся работ Ана записывала в блокнот.

Она понятия не имела, что ищет. Или все же знала. Что-то, с помощью чего можно доказать Санти: она знает, что делает. Чаще всего коллега оказывался прав, и Ана терпеть не могла самоуверенный тон, которым он всегда разговаривал с ней. Как будто сам никогда не ошибался.

Во втором талмуде, менее описательном, были собраны репродукции большей части работ Авроры Сиейро. В пятидесятые годы выделялись фигуры деревенских женщин. Они представляли собой белые силуэты, изображавшие женщин, которые выполняли работу в полях и на море. Ни у одной из них не было рта. В конце шестидесятых годов начался ее красный период, который продлился до конца семидесятых или даже начала восьмидесятых. В те времена появились туфли и свадебная серия. В восьмидесятые Аврора Сиейро перешла на более простые формы. Женщины без конечностей, без глаз и, опять же, без рта. Ближе к концу двадцатого столетия художница начала экспериментировать с разложением эфемерных материалов, что всегда было связано с общественным осуждением.

Изучая снимки, Ана ощутила сильное беспокойство. Она быстро перелистала страницы и начала с последней главы книги, в которой обсуждалась работа Авроры как фотографа. Первые ее работы были черно-белыми, но на них все равно четко угадывалась рука скульптора: расположение объектов придавало им почти архитектурный вид. Ее фотографические работы являлись точной копией скульптур, а к шестидесятым годам начали окрашиваться в красный.

В очередной раз перевернув страницу, Ана оказалась лицом к лицу с фотографией, от вида которой ее парализовало. Чувствуя, как крик подступает к горлу, она с трудом удержала его. Зажала рот, не позволяя звуку вырваться и вторгнуться в царившую в библиотеке тишину. Пульс ее участился, а горло перехватило, словно она подавилась рыбьей костью. Ане не хватало воздуха. Немного взяв себя в руки, она достала из сумки мобильный, сделала три или четыре фотографии, а затем собрала свои вещи и ушла.

Послеполуденное солнце сильно припекало. К ней подошла супружеская пара из Германии и попросила сфотографировать их на фоне полок с книгами, стоявшими у дверей библиотеки. Ана извинилась как могла и вызвала такси. Побежала к стоянке, по дороге набирая номер Санти. Он ответил только после пятого гудка.

– Ана?

– Санти, ты не поверишь, что я только что обнаружила…

Любовь/ненависть

Мне хочется рисовать. Настолько сильного желания я давно не испытывала. Похоже, это и значит быть живой. Это значит, что я хочу быть живой. А все, что произошло на прошлой неделе, – всего лишь несчастный случай. Что-то, чего не должно было случиться.

Мне нужно порисовать. Будь у меня сейчас в руке кисть, я бы нарисовала кусочек неба, который вижу из окна больницы. На меня словно бы нападают формы. Возможно, если бы я могла рисовать, нарисовала бы только это. Картина в гиперреализме, на которой я бы воспроизвела раму окна и голубое небо. И стекло, приглушающее яркость этого неба. Стекло имеет значение. Это то, что мешает вам вступать в контакт с внешним миром.

Иметь собственные идеи – это облегчение. Ощущение, будто я рисую, представление расположения элементов картины в голове. Выбор цветов из воображаемой мысленной палитры.

Так было не всегда. Когда-то я преклонялась перед своей матерью и захватывала ее искусство, пытаясь сделать его своим.

Когда Сара и Тео поженились, я подарила им картину. Некоторое время я провела, размышляя о том, что могло бы по-настоящему произвести на них впечатление. В конце концов я решила нарисовать гигантскую клубнику. Сара с детства любила эту ягоду. Я выбрала холст размером два на два метра. Клубничина площадью четыре квадратных метра. Я изобразила ее усыпанной лепестками роз, а вместо характерных семян покрыла шипами. Знаменитая туфля на высоком каблуке Авроры Сиейро превратилась в любимую ягоду моей сестры.

Сара и Тео поженились зимой двухтысячного года. Сара была прекрасна в платье из кружева шантильи и пальто, отделанном горностаем, с таким же шлейфом, что и платье. Длинные черные волосы придавали ей романтический вид. Почти трагичный. Она походила на Снежную королеву.

Я вручила им картину на банкете. Там они ее и открыли. Люди аплодировали. Это я помню. Я все помню.

Искренние аплодисменты. Лицо Тео. Он поцеловал меня в щеку и сказал: «Спасибо, Лия». Я помню его благодарность. И «спасибо» от матери, которая хвасталась тем, насколько я ее почитала. А еще обращенную к Саре фразу: «Она уже достаточно взрослая, чтобы начать рисовать что-то свое». Папин тост: «Счастлив, что ты вышла замуж за своего любимого адвоката, того, кто может пойти по твоим стопам». Реплику Сары «на случай, если кому-нибудь нужно, у меня есть свободная копия». Я помню все больше смеха. Все больше тостов. Вальс. Танец с папой. Еще один – с Адрианом. И один с Тео. «Спасибо, Лия», – снова пробормотал он. И лицо