Пионерская клятва на крови - Эльвира Владимировна Смелик Страница 12

– А я сталкивался! – неожиданно выступил Мотя, многозначительно выпучив глаза, громким свистящим шепотом добавил: – Прямо здесь. Когда в прошлом году был. Правда, не совсем сам, а пацаны из отряда. – Он выдержал паузу, а затем продолжил глуховатым баском: – Они ночью в тубзик пошли. Но так и не дошли. Назад прибежали и орут как резаные. А еще белые, как мертвецы…

– Матвеев! – опомнившись, осадила его Людмила Леонидовна, всплеснула руками, проговорила негодующе: – Господи! Вот что ты несешь? Что за нелепые сказки? – С упреком глянула на вожатого: – Да и ты, Николай, тоже хорош. Нашел о чем рассказывать перед сном. Еще бы про гроб на колесиках вспомнил.

– Про гроб? – ахнула Римма Быстрова одновременно и испуганно, и крайне заинтересованно.

Людмила Леонидовна досадливо поджала губы, отвела взгляд, сделав вид, что ничего подобного не говорила, и теперь уже Коле пришлось ее выручать.

– И правда, хватит сказок! – подтвердил он. – Да и время вышло. – Но, услышав общее разочарованное «у-у-у», легко сдался. – А напоследок вот вам колыбельная. И затем уже точно умываться.

– А кто не умоется и зубы не почистит, – стоило вожатому замолчать, угрожающе взвыл Серега Горельников, – к тому ночью придет дух… – Хотя на лету придумать какой сам не смог и в поисках поддержки глянул на Мотю.

– Ага, этот самый, – с радостью подхватил тот. – Из лагерного сортира.

Но и тут закончить ему не удалось.

– Матвеев, Горельников! – воскликнула Людмила Леонидовна. – Хватит уже! Прекратите немедленно! Да и что у вас за темы все время такие? – И снова красноречиво воззрилась на Колю.

Тот говорить ничего не стал, осторожно провел пальцами по струнам, взял несколько аккордов, то ли прислушиваясь, то ли пробуждая песню изнутри, и лишь затем по-настоящему заиграл. Но сначала просто тихонько мычал, вторя мелодии, и наконец запел:

Мы уже прошли дорог немало,

И еще одна нас ждет с утра,

И манѝт звезда над перевалом,

Но сейчас, ребята, спать пора.

Продолжая перебирать струны, Коля обвел многозначительным взглядом присутствующих, чуть заметно улыбнулся и речитативом повторил:

Да, сейчас, ребята, спать пора.

Затем снова запел:

Горы в небо выстроились лестницей,

И по ней неслышно сходят сны.

Дальними кострами звезды светятся,

И не будят птицы тишины.

Ночь на землю опустилась медленно,

Сонный мир спокойствием объят.

И поют нам сосны колыбельную,

И мечты под парусом летят.

А когда после проигрыша вожатый второй раз исполнял последнее четверостишие, Инга поймала себя на том, что невольно повторяла за ним слова, пока еще не вслух, про себя. И думала, что надо будет завтра к нему подойти – или даже прямо сейчас, когда остальные разбредутся по палатам и уйдут умываться – и попросить слова и аккорды, чтобы переписать их в блокнот и когда-нибудь потом попробовать наиграть и напеть самой.

Ей очень понравилась эта колыбельная, непохожая на большинство других: не особо напевная, не слишком нежная, даже немного тревожная и ничуть не малышовая.

Может, именно из-за нее, или из-за слишком насыщенного событиями дня, из-за того, что ночевала не дома, или из-за всего сразу ей и приснилось нечто странное. Вроде бы и не кошмар, но и не милая добрая сказка.

Инга уснула, но сразу как будто бы очнулась. Не где-то еще, а вроде бы в той же самой палате. Вот только, кроме нее, никого здесь больше не было.

На распахнутых настежь окнах парусами вздувались шторы, кровати стояли на местах, но все пустые. Хотя сразу понятно, что недавно на них лежали – подушки смяты, одеяла скомканы или сдвинуты к краю. Словно девчонки все разом поднялись и куда-то ушли.

Как раз и дверь на веранду оказалась открыта. Но сейчас за ней виднелась вовсе не веранда, не застекленные оконные переплеты и соседние корпуса, а поляна в окружении высоких сосен, освещенная лунным светом. И даже бегло скользнув по ней взглядом, Инга уже ощутила, как же там хорошо и спокойно.

Легкий ветерок перебирал траву, безмятежно стрекотали цикадки и кузнечики, сосны покачивались и шептали, словно тихонько пели, а на небе мигали яркие крупные звезды. Зато другая дверь, ведущая в холл, была заколочена крепкими широкими досками.

Инга почему-то сразу поняла, что за ней кто-то есть – чужой, незнакомый, опасный, голодный и злой. И заперли его неслучайно. Но все-таки она не смогла удержаться, подошла, приложила ухо.

Грубые шершавые доски царапали кожу, и, сколько она ни прислушивалась, из-за двери не донеслось ни звука, а сквозь узкую щель внизу не пробивалось ни лучика света. Так может, Инга ошиблась и там ничего и никого нет?

Она уже собралась шагнуть прочь, но внезапно дверь дрогнула – в нее толкнулись с той стороны. Потом еще раз и еще. Сначала легонько, но постепенно толчки становились все сильнее. Дверь уже не дрожала, а сотрясалась, доски под руками ощутимо вибрировали.

И пусть по-прежнему открывавшийся в противоположном конце палаты вид на чудесную поляну манил мирным покоем и безмятежностью, Инга уже не могла отойти. Но не потому, что ноги не слушались. Вовсе нет. Просто она точно знала: стоило ей отступить хотя бы на шаг, нечто, скрытое за заколоченной дверью, вырвется наружу.

Оно буйствовало, ярилось, тоже чувствуя Ингу, пыталось непременно добраться, привлеченное не живой плотью, а мыслями, эмоциями, надеждами. Но сильнее всего его притягивал страх. Инга и это откуда-то знала, и потому попыталась заглушить чувство, внушала себе, что обязательно справится.

Только как? Что нужно сделать? Вот если бы хоть кто-то оказался рядом, помог, подсказал.

Инга завертела головой, в отчаянной надежде на чудо оглядываясь по сторонам. Но, конечно, не увидела никого, а только еще раз убедилась – она здесь одна против неведомого того, что неистовствовало и бушевало за дверью.

И вдруг в голове возникли слова и сами собой полились изнутри, будто Инга их давно знала, просто забыла, а сейчас вспомнила.

Духи-дивии, духи-навии,

Словом Вещего заклинаемы!

Вы слетайтеся, собирайтеся,

Коло посолонь направляйтеся!

Запертый забился еще неистовей, взвыл во всю глотку:

– И-инга-а-а!

Дверь и державшие ее доски заходили ходуном, выталкивая наружу гвозди. Инга упиралась, как могла, чувствуя, как утекают силы, и упрямо твердила:

Чистые духи земли!

Чистые духи воды!

Чистые духи огня!

Чистые духи воздуха!

Собирайтесь на место на красное,