Узник концлагеря Дахау - Александр Бабин Страница 17

class="p1">Мать не ответила. «Ну ладно, спи, не буду будить», – прошептала и вышла на кухню, думая: корову подою, домой пойду, отведу ее в табун. Идя сенцами, рассуждала: «На два дома не разорваться, у свекрови хозяйство, и тут бабских рук не хватает». Вышла на крыльцо, жалобно скулил Мухтар, да так заунывно, что на него прикрикнула:

– Ты еще мне тут развылся, и так на душе кошки скребутся. Покормлю, голодным не останешься. Мама тебя, бездельника, поделом ругает, толку никакого. Память об отце, это он брал тебя на охоту зайцев гонять.

Мухтар, слушая Татьяну, не спускал с нее глаз. После ее слов снова завыл, усиливая звук.

– Даже не скули. Пока корову не подою, чашки не получишь, терпения у тебя нет, десять минут не можешь подождать. И вдруг как будто в памяти всплыли слова бабки Даши, когда они с девками у нее вечеровали. Она рассказывала, что собаки и кошки чувствуют смерть близкого человека. Собаки воют, кошки трутся об ноги, это когда человек еще живой. А мама живая, если Мухтар воет, почему она должна умереть, рано ей еще помирать, это отца тракторист трактором убил. Татьяна почувствовала, что ноги становятся ватными, развернулась, осторожно ступая, крадучись, зашла в сенцы, затем в избу. Не решаясь зайти в горницу, испуганным голосом спросила:

– Мам, ты спишь?

Не услышав ответа, насмелилась и переступила порог. Мать лежала в том положении, в котором ее застала. Подошла к ней и осторожно двумя пальцами коснулась ее руки:

– Живая мама, надо же, что подумала, – сказала вслух, уже рассуждая про себя: – Почему мама не шевелится, – и рукой стала тыкать ее в плечо. – Мам, тебе плохо. Мама, ты что молчишь?

Не веря, что мать умерла, вышла из горницы, села на лавку и тут же встала, открыла в печи заслонку. Посмотрела во внутрь – и вслух произнесла: «Картошку варит, ребятишкам завтрак готовит, а вода выкипела».

Взяла ухват, достала чугунок:

– Мам, ты картошку сожгла, тогда уж не ложилась бы, – как бы укорила ее. Все еще не осознав, что мать умерла. Опять села на лавку, уткнулась в подол и зарыдала, повторяя слова:

– Мама, милая мама, куда я одна с ребятишками, мне же скоро рожать, одной их не вытянуть, скажи хоть словечко. Был бы Иван, другое дело…

Глава 3

Иван с Остапом, держа наготове винтовки, ждали атаку врага. Бой шел на первой линии обороны. Остапу не терпелось увидеть немецкого солдата и его убить, высунув голову над окопом, все время повторял:

– Вань, фашиста не видишь?

– Как увижу, тебе первому скажу, – подсмеивался он над ним.

– Вот скажи, зачем нам старшина выдал противотанковые гранаты, не то, что танка не видно, солдатом не пахнет.

Иван заметил: друг нервничает, но пытается храбриться. В учебке командиры предупреждали – первый бой он самый трудный, его выдержит психологически подготовленный солдат. Главное, не покидать окоп, пока от командира не поступит команда пойти в атаку. Не растеряться, пристегнуть к винтовке штык. В рукопашном бою страшнее оружия для врага нет. Сложнее воевать с танком, его штыком не возьмешь, бывает одной гранаты мало, а вот зажечь коктейлем Молотова – надежное оружие. Не забывая крутить головой, не попасть под пулеметный огонь, в чистом поле саперной лопатой окоп в секунды не выкопаешь. Выжить в бою, а это уже как повезет, снаряд с пулей не разбирают – опытный ты солдат или новобранец. Надежда на бога, и зашептал молитву: «Отче наш, иже еси на Небесех! Да святится имя Твое…», – усиливая голос.

– Вань, ты чего, – Остап рукой ткнул в бок Ивана.

– Само собой произошло, задумался, как нам с танками воевать, мы же их никогда живьем не видели. В учебке танк фанерный, игрушечный, ребятишкам не страшен.

Подбежал лейтенант Скворцов и запыхавшимся голосом протараторил:

– Занять круговую оборону, немцы прорвали левый фланг, как бы нам в тыл не зашли. Гранаты не жалейте. Ребята, на вас надежда, – подбодрил их и побежал дальше по окопу.

Иван взял бутылку с зажигательной смесью и покрутил ее в руке, как бы вспоминая курс молодого бойца:

– Остап, ты первым бросаешь гранату, а я за тобой бутылку, чтоб его наверняка, затем танкистов застрелим. Вместе – мы сила!

– Хм! А если танкисты из танка не вылезут, из пулемета нас покосят, как цыплят по осени, – и стали смотреть в сторону левого фланга.

Через некоторое время Остап, устав ждать появление танков, недовольным голосом проговорил:

– Вань, как думаешь, танки куда делись: повернули назад или их подбили. Кругом стрельба, не разберешь, где наши, где ваши. Глянь, ребята тоже головой крутят, – показал рукой на соседний расчет.

– Подбили, наверно, окопы тянутся на километры, глазу не видно, вон сколько нашего брата солдата, а танков, ну с десяток, ну два десятка, по танку на роту. Нам что их бояться – гранатами забросаем, для них главный враг артиллерия, она – бог войны. Ну и к лучшему, что их нет. А лейтенант мне понравился, смелый командир! А Остап? Мы с тобой тоже не лыком шиты, малость повоюем, опыта наберемся, – не досказав, замолчал, видя, как друг вытянулся гусем над окопом и смотрел в сторону тыла. – Ты че уставился, девчонок увидел?! – пытался шутить, не показывая вида, что он тоже боится первого боя.

Остап схватил в нише бруствера гранату, пальцами зажал чеку и снова высунул голову из окопа.

– Эй, ты чего?! – съежился Иван. – Оступишься, чеку выдернешь, взлетим на воздух, – все еще не понимая, что Остап смотрел на танки. Подошел к другу. В метрах двухстах прямо на них двигались два танка, слева и справа наперегонки мчались еще танки. В пятнистой раскраске, покачивая стволами, угрожая своей мощью, как пауки, искали добычу. Танк первым выстрелом накрыл соседний расчет, комок земли с прикладом от разбитой винтовки упали в ноги Ивана.

– В том расчете Богатырев, может, живой, – прокричал Остап, после того как очередной снаряд разорвался за их спинами в метрах двадцати.

– Потом посмотрим, – громко прокричал Иван, – держа в руках бутылку с зажигательной смесью, прижавшись животом к стенке траншеи. – Как договаривались двумя гранатами, чтоб наверняка его гада.

В это время снаряд разорвался в метрах пяти сзади за бруствером. От ударной волны Остап выронил из рук гранату присел на карточки и ладонями начал тереть уши.

– Ну держись, фриц голозадый, – крикнул он, поднял с земли гранату, вскочил, встав рядом с Иваном.

Первый танк загорелся на левом фланге. Остап, видя, как его покидают танкисты,