Мороз и пепел - Ингер Вольф Страница 6

И об уликах, свидетельствовавших о содеянном. Они образовывали замкнутый круг. Они жили где-то в другом месте, эти безмолвные силы зла в цифровом формате.

5

Ночь, словно тяжелое черное одеяло, накрыла таунхаус из красного кирпича. Дэниель Трокич жил здесь уже двенадцатый год, с тех пор как вернулся в Данию после нескольких лет, проведенных в Хорватии, и даже не представлял, как бы он смог жить в другом месте. Дом находился в Хойберге, южной части Орхуса в семи минутах езды от центра города и управления полиции. Ему фантастически повезло с ценой на это жилье, и, хотя в его распоряжении было всего лишь семьдесят квадратных метров и только одна спальня, он даже в мыслях не собирался куда-нибудь переезжать. Трокич очень ценил этот район, который благодаря своему расположению скорее являлся пригородом Орхуса, нежели его частью. Это был дом, куда он мог спокойно вернуться и чьи стены видели так много из того, что случилось в его жизни.

На полу в кухне валялись керамическая тарелка и кусок пищевой пленки. Хотя ранее на тарелке лежали две превосходные колбаски чоризо, которые он забыл убрать в холодильник накануне вечером.

– И что это значит? – Трокич посмотрел на кота, указывая на пол и пустую тарелку. Пушок сидел на кухонном столе и старательно вылизывал длинную черно-белую шерсть. Услышав голос хозяина, кот спрыгнул на пол и направился в гостиную. Если Трокич правильно понял, кот вознамерился опередить его и первым забраться на хозяйское кресло. Самому же хозяину, как водится, предстояла ссылка на диван. Кот не одобрял зиму и вообще любые погодные катаклизмы, поэтому большую часть времени проводил дома. Иногда Трокич выгонял его на террасу, но Пушок, посидев с недовольным видом пару минут на холодной плитке и принюхиваясь, плелся к задней двери, в которой для него была пропилена специальная дверца, и с облегчением возвращался в домашнее тепло.

Трокич вздохнул и поднял с пола тарелку. Аппетита не было, так что потеря колбасок оказалась хоть и огорчительной, но отнюдь не смертельной. Тем более что колбаскам нашлась недурная замена. Он открыл хранившуюся в загашнике бутылку «Зубровки», полученную в подарок от недавно освободившегося польского наркобарона, который за время пребывания за решеткой решил перевоспитаться и взяться за ум, налил треть стакана, достал из холодильника яблочный сок и долил в стакан до верха.

Открывая входную дверь, он надеялся, что быстро вернется в нормальное для себя состояние. Неважно, собирался он еще поработать над делом или нет, все теперь решала добрая его воля, хотя, как правило, по вечерам он давал мозгам передышку от дневных забот. Это, без сомнения, объяснялось здоровым цинизмом, качеством, приобретенным за долгие годы службы в полиции и пребывания в Хорватии во время боевых действий. Включалась система самосохранения.

Бывали, правда, исключения, хотя и редко. Вот и теперь Трокич обнаружил, что картинки с места обнаружения тела Лукаса стоят у него перед глазами, а подсознание работает вовсю. Что же представляет собой эта личность, так беспощадно отнявшая жизнь у еще толком не начавшего жить мальчика? Что побудило преступника затянуть леску на шее Лукаса? Ожесточение души? Абсолютное хладнокровие? И как это увязать с жаром пламени, от которого так явно пострадало тело жертвы?

Водка с соком оказалась в самую меру крепка, но недостаточно холодна. Это была «Зубровка» польского розлива, вкус и цвет ей придавала плававшая в бутылке душистая травка. Травка эта водится в Беловежской пуще в северо-восточной Польше и Беларуси, говорят, в тех местах, где зубры справляют большую нужду. У «Зубровки» чувствовался привкус ванили, Трокич помнил его с юных своих дней в Хорватии, когда они с братьями с превеликим удовольствием потягивали коктейль из «Зубровки» и яблочного сока, называвшегося почему-то шарлоткой. Нынче он отдавал предпочтение красному вину.

Трокич взял стакан, бутылку с остатками водки и перешел в гостиную, прихватив с собой стопку уже прочитанных бумаг. Он намеревался просмотреть их еще раз, но мысли были заняты совсем иным. Он откинулся на спинку дивана и стал разглядывать висевшие на серо-зеленых стенах красочные пейзажи небольшого формата, ожидая, когда начнет действовать водка. Жилище его не отличалось уютом – какой тут уют, если оно было завалено старыми книгами, которые хозяин никогда не читал, комнаты обставлены простой и разностильной мебелью, больше всего места занимала музыкальная аппаратура. Ну и эти вот картинки, написанные кузиной Трокича Синкой.

Мысли заместителя комиссара незаметно для него самого вернулись к его последней поездке в Хорватию. Ему пришлось разбираться с исчезновением Синки. Нужно было обдумать вновь поступившую информацию. Но нет, сейчас не время. Это может подождать.

Однако душевного спокойствия он не обрел и, впервые за долгое время включив телевизор, поставил диск с концертом «Раммштайна» в Ниме. Стереосистема стоила бешеных денег, не говоря уже о полноразмерных наушниках, которыми он пользовался, дабы не мешать соседям. А вот телевизор его давно уже вступил в преклонный возраст и теперь представлял собой скорее музейный экспонат. Пульта управления в доме не было с тех пор, как одна из многочисленных случайных знакомых опрокинула на него бокал с пивом. К счастью, штекер наушников подходил к разъему телевизора. Трокич уселся поудобней и занялся приведением мыслей в порядок под тяжеловесные, словно грузовик, звуки музыкального шоу с языками пламени, дымом, вакханалией световых эффектов, фейерверками и черным маникюром.

* * *

Его разбудил телефонный звонок. Трокич, не открывая глаз, снял наушники, нащупал на столе мобильник.

– Это Джаспер, – сообщил голос в трубке. – Ничего, что так поздно?

– Зависит от повода.

– Мы с Лизой просмотрели камеры всех магазинов.

Трокич взглянул на часы. Половина второго ночи. Его слегка подташнивало. Вот что значит пить водку без закуски.

– Нашли что-нибудь?

– Поэтому и звоню, чтобы поставить тебя в известность. Мы в этом почти уверены. Надо, правда, увеличить кадры и сделать их почетче, но этим Лиза займется с утра. На одном кадре, похоже, Лукас со школьным рюкзаком, с которым он, как говорят, ходил в школу. На внешнем кармашке должна быть большая божья коровка, насколько я помню. Камера поймала его, когда он проходил мимо витрины булочной.

Сон окончательно слетел с Трокича. Он машинально потянулся за сигаретами, лежавшими на столе, вытряхнул одну из пачки, щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, спросил:

– Рядом с ним кто-то есть?

– Нет, рядом никого нет, но вот на другой стороне улицы кто-то стоит.

– Мужчина?

– На сто процентов не уверен. Но думаю, что мужчина. По-моему, он