Гай Бутби - Тайна доктора Николя (сборник) Страница 9

— Да-а… не хотел бы я быть на месте того, за кем он теперь охотится!

Мистер Холмс сел к столу, спиной к своим почитателям, и стал писать. Поняв, что смотреть больше не на что, последние закурили трубки и расположились потолковать по душам.

— Нечего и говорить, ребята, — сказал Фергюсон с глубоким убеждением, — он удивительный человек. Это по всему видно.

— Совершенно справедливо, — подхватил Джек Паркер, — жаль, что его вчера здесь не было.

— Да-а! — поддержал Фергюсон. — Вот бы мы тогда увидали настоящую научную работу. Интеллект, сэр! Чистый интеллект, и ничего больше! Я не собираюсь, конечно, умалять способности Арчи, но ведь его дар, так сказать, чутье животного — особенно тонкое зрение или инстинкт, и ничего больше. Интеллекта в нем нет. Его с этим человеком и сравнить нельзя. Хотите, я вам расскажу, что бы он сделал? Он бы подошел к миссис Хоган, взглянул на нее — только взглянул! — и все расследование было бы закончено! Все бы увидал! Да, сэр, до малейшей подробности! А потом сел бы на кровать совершенно спокойно и стал бы расспрашивать миссис Хоган… Вот представьте, что вы — миссис Хоган, я буду спрашивать, а вы отвечайте за нее.

— Хорошо, валяйте!

— Пожалуйста, сударыня… Не отвлекайтесь. Какого пола ребенок?

— Девочка, ваша милость.

— Гм… девочка. Хорошо, очень хорошо! Сколько лет?

— Седьмой пошел, ваша милость!

— Так-так!.. Маленькая, слабенькая… две мили. Ну, конечно, устала, села и заснула. Мы ее найдем милях в двух отсюда. Зубы?

— Пять, ваша милость, шестой прорезывается.

— Хорошо, хорошо! Очень хорошо… (Дело в том, ребята, что он ведь обращает внимание на всякие пустяки, которые для другого ничего бы не значили…) В чулках, сударыня, в башмаках?

— И в том и в другом, ваша милость.

— В нитяных чулках и кожаных башмаках?

— В кожаных, ваша милость, с ластиком.

— Гм! С ластиком… Это усложняет дело… Но мы все-таки доберемся. Религия?

— Католичка, ваша милость.

— Очень хорошо. Отрежьте мне кусочек одеяла, пожалуйста… Благодарю вас… Гм, шерстяное, заграничной работы. Очень хорошо. Теперь кусочек какого-нибудь платьица… Благодарю вас… Чистый хлопок… Довольно поношено… Так-так, превосходно. Будьте добры, передайте мне немного пыли с пола… Очень, очень обязан! Благодарю вас! Великолепно! Теперь я знаю чего держаться!.. Видите, ребята, таким образом он соберет все вещественные доказательства, какие ему нужны. А что же он потом сделает? Потом он положит все эти доказательства перед собой на стол, сгруппирует их как следует и начнет изучать, бормоча про себя: «Девочка шести лет от роду, пять зубов и один прорезывается, католичка. Кожаные с ластиком — черт бы побрал этот ластик!» Ну, и так далее. Затем он взглянет на небо и начнет ерошить волосы, приговаривая: «Проклятый ластик, однако же, всему мешает!» Затем встанет и начнет перебирать пальцами, вот как сейчас, а затем улыбнется — тоже как сейчас — и, обращаясь к толпе, скажет: «Берите фонари и пойдем за ребенком к индейцу Билли. Да довольно двоих, остальные могут ложиться спать. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!» Поклонится величественно, да и выйдет из таверны. Вот его стиль! Притом единственно правильный, научный, интеллектуальный. Дело кончено в течение каких-нибудь пятнадцати минут! Ни толпы, ни шатанья по кустам целыми часами, ни шума, ни крика — тихо, чинно, благородно и… быстро! Главное — быстро!

— Уж что и говорить! — сказал Хэм Сэндвич. — Но как вы его прекрасно изобразили, Фергюсон! И в книгах так не опишут. Клянусь богом — я точно вижу его перед собой! Не правда ли, ребята?

— Чего там! Чистая философия!

Фергюсон был очень польщен таким выражением общественного мнения насчет его талантов и сидел некоторое время молча, смакуя свой триумф. Затем с глубоким благоговением в голосе проговорил:

— Неужели и его создал Бог?

С минуту ответа не было, но потом Хэм Сэндвич почтительно ответил:

— Однозначно, но не за один присест.

VII

Вечером того же дня, часов около восьми, два человека неторопливо прогуливались неподалеку от хижины Флинта Бакнера. Это были Шерлок Холмс со своим племянником.

— Подождите-ка здесь, дядя, я сбегаю на минутку домой, — сказал Фетлок.

Затем он попросил у дяди спичек и, получив их, ушел, но почти тотчас же вернулся, и прогулка продолжалась по-прежнему.

Часам к девяти дядя с племянником вернулись к таверне. Проходя сквозь толпу, собравшуюся в бильярдной, чтобы взглянуть на великого человека, они были встречены восторженными криками, на которые Холмс ответил величественным поклоном, а его племянник — следующими словами:

— Дядя Шерлок очень занят, джентльмены, и просидит за работой до полуночи или до часу, но затем он выйдет сюда и надеется, что некоторые из вас не откажутся с ним выпить.

— Клянусь святым Георгом — настоящей герцог, ребята! — воскликнул Фергюсон.

— Да здравствует Шерлок Холмс, величайший из людей! Гип! Гип! Гип!..

— Ура! Ура! Ура! — рявкнули все присутствующие.

От этого возгласа все здание задрожало — так много чувства вложили «ребята» в свое восклицание. Наверху дядя обратился к племяннику с упреком:

— И на кой шут дали вы за меня такое обещание?

— Не хотите же вы потерять популярность, дядя? Если нет, то не шутите с рудокопами. Они вас обожают, но если вы откажетесь выпить с ними, то они сочтут вас за гордеца. А кроме того, вы сами говорили, что у вас хватит рассказов на целую ночь.

Дядя должен был признаться, что племянник прав. Тот был прав также, сделав мысленно заключение: «Дядя и все прочие станут свидетелями моего алиби, когда оно понадобится».

Часа три родственники проговорили о домашних делах, потом, около полуночи, Фетлок вышел на улицу и притаился в нескольких шагах от таверны. Через пять минут из нее вышел Флинт Бакнер и даже чуть не задел Фетлока.

— Попался! — прошептал мальчик. — Прощай, брат Флинт Бакнер, прощай навсегда! Ты назвал мою мать… ну уж все равно как — теперь мы поквитаемся. Ступай, ступай, друг! Пройдись в последний раз!

Посмотрев вослед уходящему Бакнеру, он вернулся в таверну. «Остается еще час, — подумал он. — Ради алиби проведем это время с ребятами».

Когда Шерлок Холмс пришел в бильярдную, переполненную его почитателями, то началась преизрядная попойка. Все были веселы, счастливы — пели, рассказывали анекдоты, так что не заметили, как прошел час. В самый разгар веселья вдруг откуда-то издали послышался точно выстрел из пушки:

— Бу-умс!