Жаклин Уинспир - Мейси Доббс. Одного поля ягоды Страница 7

— Правильно, мисс. Маргаритки всегда выглядят весело, так ведь? И долго не вянут. Завернуть в газету, или хотите обертку получше?

— Да, вид у них веселый. Газета вполне сойдет, спасибо, — сказала она, протягивая нужную сумму мелочью.

И Мейси последовала за Селией Дейвенхем на кладбище. Когда она проходила мимо могилы Винсента к месту упокоения Дональда Холдена, Селия, стоя перед мраморным памятником, проводила по надписи рукой в зеленой перчатке. Мейси прошла с опущенной головой и остановилась перед могилой Дональда. После почтительной безмолвной молитвы занялась делом: вылила воду из вазы и выдернула несколько сорняков. Собрав уже увядшие нарциссы, Мейси пошла к крану, бросила цветы в компостную кучу и наполнила вазу свежей водой. Вернулась к могиле Дональда, поставила вазу на место и опустила в нее маргаритки. Работая, она искоса поглядывала на Селию: та сняла перчатки и укладывала ирисы у подножия памятника. Разместив их как следует, она продолжала стоять на коленях, не сводя взгляда с имени.

Мейси вновь скопировала ее позу. Голова на длинной шее склонилась, плечи ссутулились, руки страдальчески сжались. Какая печаль. Какая бесконечная тоска. Мейси интуитивно поняла, что Селия мучительно переживает прошлое и что в душе ее не может быть места для мужа, пока она не примирится со смертью Винсента.

Внезапно женщина вздрогнула и посмотрела прямо на Мейси. Без улыбки. Казалось, она смотрит куда-то вдаль. Мейси кивнула ей в знак приветствия, и это легкое движение вернуло Селию Дейвенхем к настоящему. Она кивнула в ответ, отряхнула юбку, встала, надела перчатки и быстро ушла от могилы Винсента.

Мейси не спешила. Она знала, что Селия Дейвенхем теперь поедет домой. Там она будет разыгрывать из себя любящую жену, роль, в которую войдет, как только откроет дверь. Муж без труда заметил ее притворство, но сделал из этого неправильные выводы. Кроме того, Мейси обменялась с Селией приветственными кивками, а значит, та узнает ее при новой встрече.

Мейси задержалась у могилы Дональда. В ритуале наведения порядка на могиле было что-то умиротворяющее. Мысли ее вернулись к Франции, к мертвым и умирающим, к ужасающим ранам, перед которыми и она, и все остальные оказывались бессильны. Но ее волновали душевные раны, те люди, что все еще вели свои битвы изо дня в день, хотя война закончилась. «Если бы я только могла создавать живым такой же уют», — подумала Мейси, выдергивая самые стойкие сорняки в тени памятника.

— Доброе дело сделали!

Мейси обернулась и увидела одного из кладбищенских рабочих, старика с красными костлявыми руками, крепко сжимающими ручки деревянной тележки. Его румяное лицо говорило о годах работы на открытом воздухе, а добрые глаза излучали сочувствие и уважение.

— Да, конечно. Печально видеть могилы неухоженными, правда? — ответила Мейси.

— Еще бы, после того, что эти ребята сделали для нас. Жалко их, черт возьми! О, мисс, простите, я забыл…

— Не беспокойтесь. В выражении своих чувств нет ничего дурного, — сказала Мейси.

— Оно так. Я не дал языку излишней воли.

Старик указал на могилу Дональда.

— Я несколько лет не видел, чтобы за этой могилой ухаживали. Раньше его старые мать и отец наведывались сюда. Единственный сын. Должно быть, его смерть и их свела в могилу.

— Вы их знали? Казалось бы, трудно знать всех приходящих родственников, здесь ведь так много могил.

— Я бываю здесь каждый день, кроме воскресенья. Начал работать на этом кладбище сразу же после войны. Познакомился со многими. Конечно, тут долго не поговоришь, и люди не всегда хотят разговаривать, но есть и такие, что не прочь немного побеседовать.

— Да-да, конечно.

Старик посмотрел на Мейси.

— Раньше я вас здесь не видел.

— Да, это так. Я двоюродная сестра. Только что переехала в Лондон, — сказала Мейси, открыто глядя на старика.

— Приятно видеть могилу ухоженной.

Старик крепче сжал ручки тележки, собираясь везти ее дальше.

— Подождите минутку. Я хотела бы узнать — все могилы в этой части кладбища военные? — спросила Мейси.

— И да, и нет. Большей частью здесь лежат наши ребята, но кое-кто еще долго жил после ранений. У вашего Дона, вы, наверное, это знаете, было заражение крови. Жуткая смерть, особенно по возвращении домой. Многим нравится хоронить своих здесь из-за железной дороги.

Старик поставил тележку и указал на пути, идущие вдоль кладбища.

— Отсюда видно поезда. Ребята, конечно, не могут их видеть, но родным это нравится. Они в пути, понимаете, это — ну вы знаете, как это называется, — когда для них это что-то означает.

— Метафора?

— Да, в общем, как я сказал, они в пути. Родные — а почти все приезжают на поезде — на обратном пути видят эти могилы из вагона. Так они могут попрощаться еще раз.

— А что скажете про вон ту могилу? Странная, правда? Ничего, кроме имени!

— Конечно. Вся эта история странная. Его похоронили два года назад. Скромные семейные похороны. Он был капитаном. Получил шрапнельную рану в лицо под Пашендалем. Жуткий вид был у него, просто жуткий. Удивительно, что он вообще вернулся домой. Жил отдельно от семьи, очевидно, проведя какое-то время дома. Хотел, чтобы его знали только по имени. Говорил, что фамилия уже не важна, видел, что с такими, как он, никто не считается, что их списывают как отходы. Считал себя позором для семьи, как говорили его двое товарищей, приезжавших какое-то время сюда. Теперь приезжает только эта женщина. Кажется, она сестра его друга, знала его много лет. Могилу содержит в порядке, можно подумать, он умер только вчера.

— Гм. В самом деле, очень печально. Не знаете, как его фамилия?

Словоохотливый старик, услышав этот вопрос, как будто обрадовался возможности еще поговорить.

— Уэзершоу. Винсент Уэзершоу. Он из Чизлхерста. Семья, судя по виду, хорошая. Заметьте, умер он там, где жил. На ферме, кажется. Да, он жил на ферме неподалеку отсюда, только дальше от Лондона. Насколько я знаю, их там жило много.

Мейси почувствовала холод, кладбищенская тишина просочилась сквозь ее одежду до самой кожи. Однако дрожь была ей привычна, Мейси порой ощущала ее даже в теплую, безветренную погоду. Она научилась воспринимать этот пробегающий по коже холодок как предостережение.

— Много кого?

— Ну, знаете, — старик потер поросшую щетиной челюсть испачканной в земле рукой, — тех, у кого изувечены лица. Мы ведь находимся недалеко от Сидкапа. Там госпиталь имени Королевы Марии, где делают операции на лицах, стараются помочь этим беднягам. Просто поразительно, что там пытались делать — и что сделали. Врачи были просто чудотворцами. Однако я готов держать пари, что кое-кто из этих ребят все-таки стал недостаточно симпатичен дня своих невест и оказался на этой ферме.