Клод Изнер - Три невероятных детектива (сборник) Страница 66

Закончив, он огляделся вокруг, подхватил трость и исчез.

Дениза сидела перед захламленным бумагами столиком и рыдала. Худосочный усатый сторож в униформе и картузе успокаивающе похлопывал ее по плечу, думая о том, что охотно потискал бы аппетитную служаночку.

— Вы наверняка разминулись. Она могла выйти на бульвар Менильмонтан, такое часто случается, особенно перед закрытием: люди нервничают, опасаясь, что их запрут на кладбище, и забывают, что тут тоже есть выход. Сами понимаете, я бы ее заметил.

— Но… но вдруг с ней что-то случилось? — всхлипнула Дениза.

— Да что с ней могло случиться, милочка? Думаете, милосердный Господь забрал ее прямиком в рай? Или похитил призрак? Разве можно поверить в подобный вздор?!

Дениза слабо улыбнулась.

— Ну вот и славно! — обрадовался сторож и еще сильнее сжал плечо девушки. — Ну, не надо плакать, а то ваш хорошенький носик распухнет и покраснеет.

Дениза высморкалась.

— Отправляйтесь-ка вы домой. Держу пари, ваша хозяйка уже там и даже согрела себе молока.

Дениза пощупала карман, где лежала связка ключей от квартиры. Наверное, сторож прав, и мадам уже дома, но все же…

— Я велела кучеру ждать нас на улице дю Рено.

Сторож нахмурился.

— Я ходил туда выкурить трубочку, но фиакра не видел, он наверняка укатил, эти парни ждать не любят. Но не беспокойтесь, в двух минутах отсюда, на улице Пиренеев, стоянка фиакров. Деньги-то у вас есть?

— О да, хозяйка выдает мне на неделю — на продукты.

— Тогда бегите, детка!

От смущения у Денизы горели щеки, она ждала, что усач уберет руку с ее плеча, но тот давил все сильнее. Она попыталась высвободиться. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но с улицы донесся чей-то хриплый голос: «Когда идете по Вандомской площади, вспомните о победителе королей!» Сторож вздрогнул и отпустил девушку. В сторожку нетвердой походкой вошел седовласый старик. Он икнул и склонился перед Денизой в поклоне.

— Приветствую тебя, прелестная маркитантка! Солдат Барнабе, на бивуаке все спокойно?

— Пошевеливайся, папаша Моску, мы закрываемся, — недовольно буркнул сторож.

— Погоди, Барнабе, минутку. Помнится, ты обещал напоить меня ромом, если я принесу тебе кое-что? Дело сделано! — торжествующе воскликнул старик, демонстрируя старую корзинку, полную улиток. — В такой дождь их тут пруд пруди! Мы победим, ура!

Сторож наполнил стаканчик ромом, старик залпом опрокинул его и вопросительно посмотрел на приятеля, но тот не реагировал.

— Не слишком щедро, Барнабе, — заметил папаша Моску, облизнув губы. — Император будет недоволен!

— Отправляйся за своим барахлом, мне пора звонить в колокол, до закрытия осталось четверть часа!

— Прощай, Барнабе! — гаркнул старик, отдавая честь.

Папаша Моску пробирался между могилами, опираясь на надгробия, и громко беседовал сам с собой:

— Пять стаканчиков красного и семь бургундского под чесночное масло с петрушкой — это неплохо, но разве что только перекусить! Ничего, мы свое возьмем! А вот и сигнал!

Зазвонил колокол на улице Дюпюи.

— Самое время идти в атаку, мой капитан… — Он наклонился, чтобы прочесть имя на надгробной плите. — …Капитан Бремон, возьмите два эскадрона гусар и проведите разведку в лесу на том холме. А вы, генерал… генерал… — Второе имя нашлось на другом памятнике. — …Генерал Сабурден, отправляйтесь со своим полком к укреплению у моста и удержите его любой ценой! Очистите плацдарм и расположите там артиллерию. Пушки, нам нужны пушки! Глядите-ка, перчатки… Вызов? Кто осмелился бросить вызов папаше Моску? Это ты, Груши? Ну погоди! Трам-тарарам-там-там, мы победим! К бою!

Старик сделал выпад, словно шел в штыковую атаку. Тут дождь полил сильнее, и он побежал к зарослям бузины, где стояла его тачка.

— Победа! — орал он. — Мы освободили город и можем вернуться в лагерь с гордо поднятой головой!

Он сунул по перчатке в каждый карман, взялся за ручки и покатил тачку.

Дениза слышала, как часы в гостиной пробили семь раз. Она звонила и стучала в дверь, но никто не отзывался. Консьерж Ясент уверенно заявил, что мадам не возвращалась, но девушка отказывалась в это поверить.

Она была в такой панике, что едва смогла вставить ключ в замочную скважину. Что произошло с ее госпожой? Неужели мадам де Валуа сделалось дурно в склепе и она осталась на Пер-Лашез? И теперь умирает от страха одна в этом жутком месте. Мадам уверяла, что не боится мертвых, но ночью она наверняка запоет по-другому… Дениза стояла, не выпуская из ледяных пальцев ключ, и никак не могла принять решение. Вернуться на кладбище? Постучаться к сторожам? А что, если на нее нападет тот усатый худосочный коротышка? Или старый пьяница с безумными глазами? Нет, ни за что! Отсутствию мадам найдется немало объяснений. Может, она внезапно решила снова съездить к той женщине, той…

У Денизы участился пульс.

Она толкнула входную дверь. Коридор распахнул перед ней свою чернильно-черную пасть. Девушка подперла дверь стулом, чтобы свет от газового рожка на площадке попадал внутрь, взяла со столика спички и засветила керосиновую лампу. К горлу ей подступила дурнота, но она все же закрыла дверь на щеколду и поспешила в гостиную, где тут же зажгла свечи во всех канделябрах. Пусть мадам обвинит ее в мотовстве и выбранит — этой женщине все равно не угодишь! Немного успокоившись, Дениза взяла лампу и решила обойти всю квартиру: ей вдруг пришло в голову, что хозяйка могла вернуться и снова уйти, а консьерж ее просто не заметил. Значит, нужно поискать записку. А может, мадам уже легла? Мысли мешались в голове перепуганной, растерянной девушки, но она заставила себя подойти к дверям спальни.

— Мадам, вы дома? Вы спите, мадам? — тихо позвала она и, не дождавшись ответа, решилась войти, сама не понимая, что именно ее так пугает.

В комнате царил беспорядок. После смерти мужа мадам де Валуа разрешала служанке убираться там не чаще двух раз в месяц.

Дениза нарушала запрет при каждой возможности и могла бы с закрытыми глазами описать все, что находилось в спальне: черный прозрачный балдахин кровати, купленное на аукционе распятие из эбенового дерева, пальма, украшенная черным крепом на манер новогодней елки, обрамленное черной вуалью зеркало в туалетной комнате… Даже шелковые простыни и перина были черного цвета, как и тяжелые бархатные гардины на окнах. Только обои оставались старые — в букетиках фиалок, но мадам планировала сменить их на антрацитово-серые. Маленький столик красного дерева перед оттоманкой Одетта превратила в алтарь, разместив на нем фотографию покойного супруга, подсвечники и палочки ладана.