Миллиарды Арсена Люпена - Морис Леблан Страница 60

– Какие еще признания?

– Что ты делал в тот день, когда старик Бартелеми совершал ограбление, и ночью, когда твой брат Симон был ранен?

– По уговору с ними я арендовал фургон и ждал около Шату на случай, если им понадоблюсь. Около половины первого ночи я подумал, что они вернулись домой другой дорогой, и уехал.

– Хорошо. Ты сможешь доказать, что возвратился именно в это время?

– Да, потому что я вернул фургон на место и немного поболтал со сторожем. Был примерно час ночи.

– Прекрасно. Итак, ты расскажешь все это в соответствии с указаниями, которые я тебе дам. Расскажешь, что ждал около Шату. Но что еще до наступления полуночи – слышишь? – до наступления полуночи забеспокоился, поехал в Везине и стал бродить вокруг «Оранжереи», а потом спустился по тропинке к пруду и на лодке отправился к вилле посмотреть, есть ли кто-нибудь на лужайке. Не увидев ни старого Бартелеми, ни Симона и не встретив их на садовых аллеях, ты вернулся к своему фургону. Вот и все, точка.

Тома Ле Бук слушал очень внимательно. Он покачал головой:

– Это слишком опасно! Мне пришьют соучастие в преступлении. Сам подумай: говорить об «Оранжерее» и о прогулке на лодке – это равносильно признанию, что мы трое были в сговоре.

– Пассивное соучастие. Шесть месяцев тюрьмы. Для тебя главное другое: ты можешь доказать, что к тому времени, когда на твоего брата и на Жерома Эльмаса напали, ты уже вернулся в Париж.

– Да, но я не выйду из тюрьмы раньше чем через полгода. А вот Фелисьена освободят сразу.

– Совершенно верно. Как только следствие разуверится в том, что в лодке видели Фелисьена, и решит, что это ты бродил вокруг «Оранжереи» в поисках пачки банкнот, все сомнительные гипотезы относительно него рухнут.

Немного поколебавшись, Ле Бук объявил:

– Ладно. Вот только…

– Только?..

– Все зависит от цены. Я рискую гораздо больше, чем ты думаешь.

– Поэтому я заплачу тебе больше, чем ты думаешь.

– Сколько?

– Сто тысяч в день освобождения Фелисьена. Сто тысяч в день твоего освобождения. И деньги ты получишь немедленно.

Пораженный Ле Бук хлопал глазами:

– Двести тысяч… это сумма.

– С ней ты сможешь стать честным человеком. Сможешь купить колбасную лавку в провинции или за границей. А обязательство Люпена – все равно что подпись казначейства Франции.

– Я тебе верю. Однако могут возникнуть разные сложности.

– Какие сложности?

– Вдруг следствие хорошенько покопается в моем прошлом и все-таки обнаружит нечто такое, за что меня сошлют на каторгу?

– Я устрою тебе побег.

– Это невозможно!

– Дурак! А что насчет твоего отца? Он был главой приставов при Совете министров, и я разоблачил его, но потом сам же устроил ему побег – в центре Парижа, причем в тот день, который был мною заранее объявлен!

– Это правда. Но хватит ли тебе денег?

– Наивный вопрос!

– Побег стоит дорого.

– За это не волнуйся.

– Сотни и тысячи! Цена побега и компенсация. Которую ты мне пообещал… это много. Ты уверен?

– Подойди-ка опять к секретеру… Пошарь на той же полке, где стоит картотека… Нашел?

Тома Ле Бук повиновался и вытащил небольшую сумку из серого холста.

– Что это, по-твоему?

– Серая холщовая сумка, – пробормотал Ле Бук.

– Смотри… Я надрезал ткань… Видишь пачки денег? Это деньги дядюшки Гавереля, которые старик Бартелеми обнаружил в «Оранжерее».

Ле Бук пошатнулся и упал на стул:

– Черт побери! Черт побери! Ну ты и пройдоха!

– Надо же как-то жить, – усмехнулся Рауль, – и помогать товарищам, если они очутились в затруднительном положении.

– Но как тебе удалось?..

– Легко! Я сразу подумал, что Симон Лорьен должен был найти сумку в саду или где-то неподалеку и что, возможно, у него безуспешно пытались ее отнять. Утром следующего дня я отправился к тому месту, где он был ранен. И не ошибся. Сумка валялась в траве, но довольно далеко, и потому ее никто не заметил… Я не хотел, чтобы она затерялась.

Потрясенный Тома Ле Бук произнес, отказавшись от фамильярного «тыканья»:

– О! Да вы и вправду настоящий мастер! – И порывисто протянул ему сжатые кулаки. – Полицейская машина будет с минуты на минуту. Вяжите меня, шеф. Вы правы, я ваш человек. Где прошел отец, там и сын пройдет. Какие же мы дураки, что думали атаковать вас!

– Всем известно, что твой отец был когда-то храбрым малым… К тому же я знаю: он изо всех сил пытался снова стать честным человеком.

– Да, но была эта история с Фелисьеном, которая не давала ему покоя. Симон твердил, что из нее можно извлечь большую выгоду, и он же подговаривал отца ограбить «Оранжерею». «Кража – ладно, на это я согласен, – сказал однажды старик. – Шантаж – это даже забавно, и мы разбогатеем. Но только не убийство, договорились?»

– И однако, Бартелеми убил ее. Задушил Элизабет Гаверель.

– Хотите, скажу вам мое мнение, шеф? Думаю, старик сделал это, сам того не желая. Более того, он бросился за девушкой, только чтобы спасти ее. Ну, когда она упала в воду. Да-да, чтобы спасти… Отец был способен на такие порывы. Но, вытащив ее из пруда, он увидел жемчужное колье и потерял рассудок.

– Я думаю так же, – сказал Рауль.

Послышался звук подъезжающего автомобиля.

Он продолжил:

– Прежде всего не сболтни настоящее имя твоего отца. Та старая история в Совете министров вкупе с историей теперешней привлечет ненужное внимание к Люпену. А я этого не хочу, мое нынешнее положение и без того довольно сложное. Так что будь осторожен, не отклоняйся ни на йоту от той версии, которую мы выработали. Ни одного лишнего слова. В случае сомнений нет лучшего ответа, чем молчание. И положись на меня, дружище.

Потом Рауль подошел к нему поближе и задушевно произнес:

– Да, еще одно: не расстраивайся так из-за джентльмена, которого ты убил.

– О! А почему?

– Потому что джентльмен – это я.

Тома Ле Бук отдал себя в руки Гуссо в каком-то экстазе. Ловкое похищение серой холщовой сумки, дерзость и мастерство, с которым Люпен сыграл роль джентльмена, неожиданная радость оттого, что он, Ле Бук, не убийца, – все это вызывало в нем ликование. Чего ему бояться с таким покровителем? Заявившись в «Светлый уголок» с намерением разворошить вражеское гнездо, теперь он собирался в тюрьму как человек, одержавший блистательную победу и собиравшийся удвоить ее, обхитрив правосудие и оказав тем самым услугу своему благодетелю.

– Мои поздравления, месье д’Аверни, – сказал инспектор Гуссо, сияя от удовольствия. – Значит, этот клиент замешан в нашем деле?

– Еще как! Он брат Симона Лорьена!

– Что? Его брат? Но