Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере Страница 60

— Правда, сэр? Ну, мистер Мортимер, я думаю, сможет угодить леди, сэр. У него несколько серых.

— Однако! Мне, пожалуй, стоит к нему подъехать. Это далеко отсюда?

— Полями миль пять-шесть будет, сэр.

Уимзи взглянул на часы.

— Вот тебе на! Боюсь, что сегодня уже слишком поздно. Я твердо обещал вернуться к завтраку. Придется поехать к нему в другой день. Большое спасибо. Теперь с подпругой все в порядке? В самом деле, я вам очень признателен. Вот возьмите, выпейте на здоровье. Вы не откажетесь? И передайте мистеру Мортимеру, чтобы он не продавал своих серых, пока я с ним не повидаюсь. Ну, доброго вам утра и еще раз спасибо.

Он повернул Полли Флиндерс к дому и пустил ее легкой рысью. Когда сарай скрылся из виду, он остановился и, наклонившись с седла, осмотрел свои ботинки. К ним прилипло множество отрубей.

— Должно быть, я набрался их в сарае, — сказал Уимзи. — Любопытно, если это и в самом деле так. Зачем, интересно, понадобились мистеру Мортимеру в ночь похорон запрягать своих серых в старинный экипаж, с укутанными копытами и в придачу без голов. Не очень-то хорошо так поступать. Это до смерти напугало Планкетта. Это заставило меня думать, что я пьян, — мысль, которую я ненавижу. Должен ли я сообщить обо всем в полицию? Касается ли меня шутка мистера Мортимера? Как ты думаешь, Полли?

Лошадь, заслышав свое имя, энергично тряхнула головой.

— Ты думаешь, нет? Может, ты и права. Допустим, мистер Мортимер заключил пари. Кто я такой, чтобы вмешиваться в его развлечения? И все-таки, — добавил его сиятельство, — приятно узнать, что виски Ламсденов здесь ни при чем.

— Это библиотека, — сказал Хэвиленд, приглашая гостей войти. — Прекрасная комната и, мне сказали, великолепная коллекция книг, хотя сам я не питаю большой склонности к литературе. Боюсь, так же как и их прежний владелец, мой отец. Как видите, дом нуждается в ремонте. Не знаю, возьмется ли за это Мартин. Денег, конечно, потребуется немало.

Оглядевшись вокруг, Уимзи вздрогнул, больше из сострадания, нежели от холода, хотя белесые завитки густого ноябрьского тумана уже легли на высокие окна, пробиваясь сыростью сквозь оконные рамы.

Длинная комната в холодном стиле неоклассицизма выглядела бы в этот серый пасмурный день весьма уныло, не будь даже в ней тех признаков запустения, которые так ранят души библиофилов. Стены, установленные до половины книжными полками, до самого лепного потолка были покрыты штукатуркой. Сырость разрисовала их фантастическими узорами, тут и там были видны безобразные трещины, отстававшая штукатурка осыпалась желтыми чешуйками. Влажный холод, казалось, исходил от книг в переплетах из телячьей кожи, отслоившихся, испорченных сыростью, от отвратительных пятен зеленоватой плесени, которая переползала от тома к тому. Ни на что не похожий запах гниющей кожи и отсыревшей бумаги, отдающий плесенью, усугублял эту и без того безрадостную атмосферу.

— Боже, Боже! — сказал Уимзи, печально разглядывая эту гробницу ненужной мудрости. Нахохлившись, словно озябшая птица с поднятыми на затылке перьями, с длинным носом и полуприкрытыми глазами, он напоминал растрепанную цаплю, замершую в горестном размышлении над безжизненной гладью зимнего озера.

— Как здесь неприятно! — воскликнула миссис Хэнкок. — За все это, мистер Бердок, вам следует отругать миссис Ловелл. Когда ее взяли присматривать за домом, я сразу сказала мужу — помнишь, Филип? — что ваш отец выбрал самую ленивую женщину в Литтл Доддеринге. Она должна была хорошо протапливать здесь по крайней мере два раза в неделю. Надо же — довести до такого состояния!...

— Действительно, — согласился Хэвиленд.

Уимзи не сказал ничего. Уткнувшись в книжную полку, он время от времени брал в руки книгу и быстро просматривал ее.

— Это всегда была довольно унылая комната, — продолжал Хэвиленд. — Помню, когда я был маленький, она внушала мне благоговейный страх. Мартин и я бродили среди этих книг и, знаете, все время боялись, что кто-то или что-то набросится на нас из темных углов. Что у вас там, лорд Питер? О, «Книга мучеников» Фокса[57]? Боже мой, как ужасали меня эти картинки в былые времена! Было еще «Путешествие пилигрима» с потрясающим рисунком: во всю ширину листа — Аполлион[58], предмет моих постоянных ночных кошмаров. Подождите, дайте подумать. Она стояла, мне кажется, в этой нише. Да, здесь, вот она. Сколько, однако, воспоминаний навевает эта книга! Кстати, это ценное издание?

— Нет, не очень, право, не очень. Но вот это первое издание Бертона[59] стоит денег, хотя оно и сильно испорчено. Вам следовало бы очистить книгу от пятен. А вот очень ценный Боккаччо[60], о нем тоже надо позаботиться.

— Джон Боккаччо «Танец смерти»[61]. Название, во всяком случае, хорошее. Это тот самый Боккаччо, который писал рискованные рассказы?

— Да, — коротко ответил Уимзи — такое отношение к Боккаччо ему не понравилось.

— Никогда их не читал, — сказал Хэвиленд, подмигивая своей жене. — Но такие рассказы, я видел, лежат в приемных врачей, поэтому я и считаю их рискованными, а? Викарий, кажется, шокирован?

— Нисколько! — сказал мистер Хэнкок, сознательно выработавший в себе широту взглядов. — Et ego in Arcadia[62], иначе говоря, нельзя войти в лоно церкви, не получив классического образования и не познакомившись с гораздо более мирскими писателями, чем Боккаччо. На мой неискушенный взгляд, те гравюры на дереве очень хороши.

— Они и вправду хороши, — согласился Уимзи.

— Помню, была еще одна старинная книга с забавными картинками, — сказал Хэвиленд. — «Хроника...» — как же она называется? Ну, это место в Германии — вы, конечно, знаете, — где родился палач? На днях еще вышел его дневник. Я прочитал его, но не нашел там ничего особенного, и вполовину не так страшно, как у старого Гаррисона Эйнсворта[63]. Как же это место называется?

— Нюрнберг? — высказал предположение Уимзи.

— Именно так; да, конечно, так — «Нюрнбергская хроника». Интересно, она все еще на старом месте? Она стояла там, около окна, если мне не изменяет память.

Он приблизился к одному из стеллажей, который вплотную подходил к окну. Сырость похозяйничала здесь основательнее, чем в других местах. Стекло было разбито, и в комнату попадал дождь.

— Куда же она подевалась? Большая книга в тисненом переплете. Хотел бы я взглянуть еще разок на старую «Хронику».

Его взгляд неуверенно скользил по полкам. Уимзи, с инстинктом истинного любителя книг, первым заметил «Хронику», втиснутую в самом конце полки, у стены. Он было потянул ее за верхний край корешка, но, видя, что сгнившая кожа от прикосновения начала крошиться, вытащил соседнюю книгу и осторожно, всей рукой, достал «Хронику».