Ксавье Монтепен - Чревовещатель Страница 6

Сильвен наклонился к траве и внимательно стал осматривать землю, раздвигая траву руками. Но вскоре он встал и безнадежно покачал головой.

– Невозможно! Ни капли дождя за всю неделю! Земля суха как мел… Ни малейших следов!..

– В таком случае пойдем дальше, — предложил мировой судья.

Мирового судью звали Ривуа. Это был высокий и худощавый человек лет шестидесяти, с редкими сероватыми волосами. Отличный юрист, одаренный необыкновенной проницательностью, он составил себе небольшое состояние за время службы в руанском суде. Но в ту самую минуту, когда он, устав от дел, подал в отставку, его банкир обанкротился. Лишившись состояния, Ривуа принял предложение занять место мирового судьи в Рошвиле, в котором с тех пор и жил на свое скромное жалованье.

Господин Ривуа пользовался в округе безграничным уважением и огромным влиянием, и вполне заслуженно. Господин Фовель, сам о том не подозревая, больше чем кто-либо поддавался влиянию господина Ривуа. Наконец, все собрались на парадном крыльце.

– Ну, за дело, Клод, и живо! — приказал мэр.

Слесарь вставил отмычку в отверстие массивного замка.

– Черт возьми! — проворчал он. — Если заперта на два оборота, то нелегко будет…

Однако замок уступил его усилиям. Дверь отворилась, и можно было переступить через порог. Вошли в обширную переднюю. Слева широкая лестница с железными перилами вела в комнаты первого этажа. Большой фонарь, предназначенный для того, чтобы освещать лестницу, висел высоко под потолком. И никакой мебели, кроме украшенных резными фигурами скамеек черного дерева и большого квадратного стола, на котором стоял подсвечник из полированной меди в духе эпохи Людовика XVI. Различные охотничьи принадлежности и доспехи были развешены по стенам. Все эти древности принадлежали прежним владельцам замка. Гаврский судовладелец, купив это имение, не стал ничего в нем менять. Открыли ставни на двух окнах. В передней царил полный порядок.

– Осмотримся, — сказал господин Фовель. — Я немного знаю расположение комнат, так как не раз посещал почтеннейшего господина Домера… Эта дверь ведет в залу, если я не ошибаюсь, дверь слева ведет в столовую, дверь справа — в кухню и хозяйственные помещения… Кто знает, где находятся комнаты Жака Ландри и Мариетты? — спросил он.

– Я знаю, — выступила вперед Колетт. — Они находятся по ту сторону кухни и прачечной, они соединены коридором, а в комнате Жака две двери, из которых одна выходит в парк, к ограде…

– Итак, вы проведете нас?

– О да, господин мэр!.. Проведу, только…

Колетт запнулась.

– Что только?

– О, Пресвятая Богородица!.. Если там, внутри, совершено преступление, я не осмелюсь войти туда первой!

Вступился Сильвен.

– Я знаю дорогу, — сказал он. — Не угодно ли вам следовать за мной?

С этими словами Сильвен отворил дверь в кухню. Все увидели просторное и чистое помещение. На стенах висели полки, на которых были расставлены различные кухонные принадлежности. Посередине комнаты находился массивный белый стол. На нем, рядом с грудами вымытых тарелок, стояли три серебряных блюда с вензелем господина Домера. На одном из этих блюд лежало полцыпленка, на другом — копченый окорок, на третьем — коробка из белой жести, в каких обыкновенно продают гусиную печень с трюфелями.

– Итак, очевидно, что вчера вечером в замке был гость, и гость не простой, — проговорил как будто про себя мировой судья.

– Почему вы так думаете? — поинтересовался господин Фовель.

– Потому что Жак Ландри с дочерью, как люди простые и неизбалованные, ужиная вдвоем, не стали бы пользоваться такой посудой — это во-первых, а во-вторых, они, наверно, и не ели того, что мы видим на столе… Такие деликатесы указывают на прихотливый вкус.

– Я согласен с вами, — поддакнул господин Фовель.

– Притом Сильвен, Колетт и маленький Жак сказали нам, что в замке кого-то ждали, — продолжал мировой судья, — и, чтобы достойно принять этого человека, готовились и делали заказы. Очевидно, что этот кто-то прибыл раньше, чем думали… Тогда, не теряя ни минуты, на стол выложили все, что можно было найти в замке. Но кто же этот неизвестный? Быть может, мы скоро узнаем…

– Будем надеяться!.. — воскликнул господин Фовель.

После этого они прошли обширную комнату для прислуги и большую прачечную. Обе комнаты были в таком же порядке, как передняя и кухня.

– И о каком убийстве идет речь? — проворчал господин Фовель. — Это просто невероятно! Невозможно! Мы наверняка скоро узнаем, что по случайному стечению обстоятельств Жак Ландри с дочерью не ночевали в замке…

– Я тоже надеялся бы на это, если бы не была убита собака, — возразил господину Фовелю мировой судья.

– И это объяснится, как и все остальное…

Сильвен направился к двери, что виднелась в глубине прачечной, и, взявшись за ручку, сказал:

– Мы сейчас войдем в коридор, который находится между комнатами Жака и Мариетты… Не пройдет и минуты, как господину мэру и господину мировому судье все станет ясно.

Он отворил дверь и переступил порог, но тотчас отскочил назад с криком ужаса.

– Что? Что там?! — спросил господин Фовель.

– Смотрите!.. — пробормотал Сильвен.

Мэр и мировой судья заглянули в коридор. Оба вздрогнули — страшное зрелище представилось их глазам: посреди коридора на спине, со скрещенными на груди руками, в целой луже крови лежал труп Мариетты. Еще вчера эту несчастную девушку видели живой и здоровой. Очевидно, ночью ее разбудил какой-то внезапный шум, который заставил ее вскочить с постели и выйти в коридор, где ее и нашла смерть. Одним лишь ударом ножа — но каким ужасным ударом! — ей разом перерезали горло.

Длинные темные волосы, распустившиеся во сне или во время падения, прикрывали прекрасную грудь и обнаженные до плеч руки. Лицо, белое, как маска из воска, резко контрастировало с окровавленной шеей. Губы были плотно сжаты. Большие черные открытые глаза смотрели перед собой. Во всем выражении прекрасного, но неподвижного лица, читалось какое-то смешанное чувство удивления и ужаса.

VI

– О!.. — протянул побледневший господин Фовель. — Это ужасно!.. — И он закрыл расстроенное лицо руками.

Колетт всхлипывала:

– О, Мариетта!.. Бедная Мариетта!.. Прекрасная добрая девушка, которую я так любила!..

Сильвен сжал кулаки и всем своим видом показывал, что, попади убийца к нему в руки, он не стал бы дожидаться решения присяжных, чтобы заставить его заплатить за содеянное. Начальник жандармов, один его подчиненный, слесарь и маленький Жак едва сдерживали волнение. Один только мировой судья, хотя и сильно взволнованный, сохранил некоторое самообладание. Он заговорил первым: