Найо Марш - В мишуре и блестках Страница 6

— Ночь выдастся бурной, — заметила Трой, стараясь говорить как можно более естественно и все равно чувствуя, что сбивается на интонации романтических героинь.

— На все воля божья, миссис Аллейн, — сурово произнес Найджел и вышел. Трой засомневалась было в абсолютном выздоровлении слуги, но, вспомнив уверения Хилари, успокоилась.

Она приняла ванну, блаженствуя в ароматных смолистых парах и размышляя о том, как деморализует подобный образ жизни, если к нему привыкнуть. В конце концов Трой пришла к выводу (несомненно, порочному, с точки зрения Найджела), что до сих пор, по крайней мере, роскошь усиливала в ее характере лучшие стороны. Она подремала у камина, прислушиваясь сквозь сон к мягкому шороху падающего снега. В полвосьмого в дверь постучал Найджел и Трой встала, чтобы одеться. В комнате стояло большое подвижное зеркало и Трой не без удовлетворения отметила, что рубиновое платье ей очень к лицу.

Тишину нарушили отдаленные звуки: кто-то приехал. Урчанье мотора. Хлопок двери. После продолжительной паузы голоса в коридоре, а затем в соседней комнате. Брюзгливый женский голос — дама, очевидно, задержалась на пороге комнаты — прокричал:

— Нисколько. Чушь! Кто говорит об усталости? Мы не станем переодеваться. Я говорю — мы не станем переодеваться. — Снова пауза и опять женский голос: — Тебе ведь не нужен Молт, да? Молт! Полковник не нуждается в вашей помощи. Чемоданы распакуете позже. Я сказала, что он может распаковать чемоданы попозже.

«Дядя Прыг глух как пень», — подумала Трой.

— И перестаньте, — донеслось из-за стены, — надоедать мне с бородой!

Дверь закрылась. Кто-то пошел прочь по коридору.

«С бородой? — удивилась Трой. — Я не ослышалась, она говорила про бороду?»

Несколько минут из соседней комнаты ничего не было слышно. Трой заключила, что кто-то из супругов удалился в ванную, находившуюся с другой стороны. Догадка подтвердилась, когда прямо за гардеробом Трой раздался мужской голос: «Тру! Что с моей бородой?» Ответа Трой не разобрала.

Вскоре она услышала, как Форестеры вышли из своих апартаментов.

Трой решила дать им время побыть наедине с Хилари, и, когда в конюшенной башне прозвонил колокол, созывавший к ужину, она все еще задумчиво смотрела на огонь. Колокол, по словам Хилари, был трофеем и находился в доме со времен разграбления монастырей Генрихом VIII. «Не напоминает ли он Найджелу о его монашеской жизни до того, как он немножечко рехнулся?» — подумала Трой.

Она стряхнула с себя мечтательную сонливость и направилась вниз в большой холл, откуда поджидавший здесь Мервин проводил ее в зеленый будуар.

— Мы не используем библиотеку, — со значением произнес он. — Мадам.

— Вы удивительно внимательны, — отозвалась Трой. Мервин открыл дверь будуара, и Трой вошла.

Форестеры вместе с Хилари стояли перед камином, на Хилари был сливового цвета домашний костюм и широкий галстук. Полковник Форестер производил впечатление вечно удивленного старичка с бело-розовым лицом и пушистыми усами. Однако бороды у него не было. Полковник пользовался слуховым аппаратом.

Миссис Форестер выглядела так же, как и говорила, — внушительно: грубоватое лицо, рот, похожий на капкан, глаза навыкате, увеличенные сильными линзами, редкие седые волосы стянуты в пучок на затылке. Длина ее юбки колебалась между миди и макси, волнообразность подолу придавали многочисленные теплые поддевки. До пояса полковница была облачена в несколько вязаных кофт, все тусклого красно-коричневого цвета, но разных оттенков. С шеи свисала двойная нитка бус, в которых Трой заподозрила великолепный натуральный жемчуг. Блеск старинных колец на пальцах был приглушен застрявшим в них мылом. В руках миссис Форестер держала плетеную сумку неопределенного назначения с вязанием и носовым платком.

Хилари представил гостей друг другу. Полковник Форестер просиял и отвесил Трой легкий поклон. Миссис Форестер коротко кивнула.

— Как вы чувствуете себя здесь? — спросила она. — Мерзнете?

— Нисколько, спасибо.

— Я спрашиваю, потому что вы, должно быть, проводите массу времени в чересчур натопленных студиях, рисуя обнаженную натуру. Я говорю — рисуя обнаженную натуру.

Трой догадалась, что привычка громко повторять слова, усвоенная миссис Форестер в общении с мужем, стала автоматической. Полковник добродушным жестом указал на слуховой аппарат, на что его жена не обратила ни малейшего внимания.

— Я не позирую голышом, дорогая тетушка, — заметил Хилари, разливавший напитки.

— Хорошенькое было бы зрелище.

— Полагаю, вы судите о художниках по «Трилби» и «Богеме».

— Я видел Бирбома Три в «Трилби», — припомнил полковник Форестер. — Он умирал, распластавшись навзничь на столе. Ужасно мило.

Раздался стук в дверь, и в комнату с весьма взволнованным видом вошел мужчина. Но не столько волнение бросалось в глаза, сколько следы сильного ожога, самым печальным образом изуродовавшие его лицо. Шрамы спускались от лба до подбородка, отчего рот перекосило на сторону.

— В чем дело, Молт? — недовольным тоном осведомилась миссис Форестер.

— Прошу прощения, сэр, мне очень жаль, — обратился мужчина к Хилари. — Я только хотел успокоить полковника, сэр. С бородой все в порядке, сэр.

— О, хорошо, Молт. Отлично. Отлично, — довольно кивнул полковник Форестер.

— Спасибо, сэр, — сказал мужчина и удалился.

— А что с вашей бородой, дядя Прыг? — спросил Хилари к величайшему облегчению Трой.

— Не с моей бородой, а с той самой бородой, старина. Я боялся, что мы ее забыли, а потом боялся, что она помнется в чемодане.

— Ну так вот, Род, она не помялась. Я же говорила, что ничего с ней не случится.

— Хорошо, теперь я спокоен.

— Вы будете Дедом Морозом, полковник? — осведомилась Трой. Полковник радостно просиял и засмущался.

— Я знал, что вы так подумаете, — ответил он. — Но нет. Я — Друид. Что вы на это скажете?

— Вы… то есть… вы принадлежите?..

— Не к одному ли из этих якобы древних орденов, — вмешался Хилари, — что увлекаются накладными бородами из ваты и каждые две недели по вторникам устраивают потешные пляски вокруг деревьев?

— Ох, ладно тебе, сынок, — проворчал дядя. — Это нечестно.

— Ну что ж, значит, вы не из тех. В Холбердсе, — продолжал Хилари, обращаясь к Трой, — святого Николая, или Санта Клауса, или как вам угодно называть этого тевтонского старичка, заменяет более древняя и более историчная фигура: легендарный предшественник отправителей ритуалов зимнего солнцестояния, передавший, вольно или невольно, изрядную долю своих познаний христианским преемникам. Я говорю о Великом Друиде.